Совдетство 2. Пионерская ночь

– На чем, интересно знать?

– На коврах-самолетах, на чем же еще! Но, как импорт, стоила она дорого, не то что сегодня. Еще вопросы есть?

– Пока нет… – буркнул посрамленный Борька.

– Картавый, еще раз перебьешь – получишь в лоб, – предупредил Аркашка. – Понял?

– Понял…

…Скоро сказка сказывается, да не быстро дело делается. Ыня, проплутав по чащам два дня и постоянно сверяясь с картой, первым нашел в чаще Заветный Дуб и решил перед тем, как сундук выкопать, отдохнуть чуток – и задремал…

– Что значит задремал? – возмутился Жиртрест. – Он же не пенсионер!

– А кто же тогда второй? – спросил Лемешев, тоже ревниво относившийся к моему сказительству.

– В том-то и штука… – замялся я, сообразив, что у Ыни нет соперника, а без врага всякая история выдыхается через полчаса.

– В чем же штука? – обрадовался, почуяв мою неуверенность, Пферд.

– Подошел! – рявкнул из своего угла Барин.

Пока Борька нехотя вставал, плелся к месту наказания и получал свой американский щелбан, в мою голову словно кто-то вбил солнечный гвоздь, я сообразил: с Ыней в одной группе должен сдавать богатырские экзамены поганый татарин…

– Что значит поганый татарин? – возмутился из угла Хабидулин.

– Ошибочка вышла! Поганый хазарин, – исправился я.

– Другое дело. А кто это?

– Хазары – это те чуваки, которым отмстил Вещий Олег, – уточнил начитанный Лемешев. – Они были неразумные. Тупые, короче говоря.

– Теперь понятно. Ври дальше! – одобрили слушатели.

– Минуточку! А как поганый хазарин затесался к русским богатырям? – удивился Козловский.

– Дурацкий вопрос… – нашелся я. – По обмену опытом.

– Каким еще опытом?

– Богатырским. У меня маман работает на Маргариновом заводе. Так вот, к ним все время то немцы из ГДР, то поляки, то венгры приезжают – опыт перенимать…

– Точно, на Клейтук монголы повадились, не знают, куда верблюжьи кости девать… – подтвердил Вовка.

– Все заткнулись! – рявкнул Жаринов, высматривая новую жертву.

А я продолжил рассказ, точнее, вернулся немного назад. Так вот, поганый хазарин тайком подмешал за завтраком в ковш с квасом отвар дурман-травы. Ыня выпил и под дубом вырубился.

– Вот сволочь! – ахнул Засухин.

Пока Ыня спал, хазарин, ориентируясь на громовый храп (картой, будучи неразумным, он пользоваться не умел), отыскал в чаще Заветный Дуб, выкопал сундук, достал богатырскую рогатку и побежал туда, где заседала экзаменационная комиссия, которая очень удивилась, увидев басурмана, но делать нечего: пришлось допустить его к испытаниям по стрельбе. Добрыня отсчитал сто шагов, вбил в землю заточенный кол, на него насадил яблоко, на яблоко положил сливу, на сливу вишню, а на вишню горошину. Попадаешь в горошину – пятерка, в вишню – четверка и так далее.

– А если промажешь? – спросил Жиртрест.

– Единица без права пересдачи.

– Почему?

– Потому что не всем же Русскую землю защищать, кому-то и пахать ее надо.

– Логично, – согласился Козловский.

А я продолжил: пока отравленный Ыня спал богатырским сном, Хазарин, потирая шаловливые ручонки, взял рогатку, встал на линию огня, прищурил глаз, но резину натянуть до упора не смог – очень уж тугая, на русскую силушку рассчитанная…

– А Григорий Новак, между прочим, еврей! – не удержался, брякнув из темноты, Пферд.

– Тогда иди сюда! – ласково позвал Аркашка.

Борька поплелся за вторым щелбаном, а я продолжил историю, разматывавшуюся передо мной, как волшебный клубок.

…Ыня же тем временем проснулся, увидел, что лежит на самом краю свежей ямы, а сундук открыт и пуст. Почуял он неладное, закручинился, встал и помчался в родной Косогорск. Бежит – земля дрожит.

– Где ж ты пропадал, растяпа? – строго спросила племянника Василиса Премудрая: она приходилась родной сестрой Добростряпе.

– Закемарил под дубом… – сознался парень, которого с детства учили говорить только правду и ничего, кроме правды.

– Позо-р-р-р! – каркнул Ворон-говорун.

– Ладно, это еще полбеды, Дуб таки он нашел. А это самое трудное. Ставим тебе, увалень, четверку. Теперь забери рогатку у этого слабака. – Добрыня Никитич кивнул на опозорившегося Хазарина. – И стреляй! Да смотри не промахнись!

Ыня встал на линию огня, взял круглый камешек, легко натянул резину и сбил желудь с самой верхней ветки дуба: для начала полагался один пробный выстрел.

– С Заветного Дуба? – уточнил Засухин.

– Нет, с обычного. На Руси дубов много, включая тебя, – ответил я.

…Но вот несчастье: когда Ыня прицелился по-настоящему, он с ужасом увидел, что на горошину присел отдохнуть его лучший друг Комар-пискун. Обознаться невозможно: из-за частого употребления богатырской кровушки, тот был значительно крупнее своих сосущих собратьев.

– Как малярийный? – уточнил Ивеншев.

– Поменьше, но в своей группе очень большой.

Тут Ыня с ужасом понял, что, попав в горошину, может покалечить, даже убить друга, а кричать ему, махать руками бессмысленно – комары глуховаты от природы, так как втыкают хоботки в питательную жертву по самые уши.

– Пли! – скомандовал Добрыня Никитич.

Размышлять некогда. Ыня выстрелил и попал точно в середину вишенки, Пискуна подбросило вверх, контузило, но он остался жив.