– Хватит уже топтаться, заходи.
Это прозвучало почти дружелюбно. Во всяком случае, так мне кажется. Наверняка не скажешь. Маму глядит на меня сурово, но она на всех так смотрит. Я спускаюсь по мощеным ступенькам. Для подвала тут очень светло. В стенах большие окна, наклоненные, чтобы поймать солнце. Кружевные занавески пропускают свет, при этом скрывая от чужих глаз все, что происходит внутри.
В жилище у Маму очень много растений. Я беру горшок, глажу листья и принюхиваюсь.
– Что это? – спрашиваю. У растения есть листья, но растет оно на камнях.
– Лобария легочная, – отвечает Маму. И, помолчав, добавляет: – Лишайник.
Она ставит чайник на маленькую плиту и возвращает на полки несколько банок. Целую стену от пола до потолка занимают полки со всевозможными банками, сосудами и маленькими круглыми бутылками. Я медленно разглядываю богатство Маму, тщательно организованное, заполненное гумусом, костями и разноцветными жидкостями. Некоторые очень похожи на кровь.
– А для чего нужна лобария легочная? – интересуюсь я, а потом понимаю, что ответ кроется в самом названии. – Ну, кроме легких?
– Раны. Язвы. Много для чего. Все эти растения можно применять для разных целей. Зависит от того, кому потребовалась помощь и кто взялся помогать. Ну и других условий.
Окинув стройные ряды банок довольным взглядом, Маму достает две фарфоровые чашки и ставит их на кухонный стол. Я изучаю потолок в поисках темы для разговора. Любой, кроме магии.
– У вас все хорошо? – наконец спрашиваю я: лицо Маму непривычно бледное, под глазами залегли тени.
– После лисы у меня появилось много лишней работы. И посетителей никто не отменял. – Маму смеживает веки, но только на миг. – А каждый из них что-то у меня да забирает… – Она рассеянно гладит лишайник в другом горшке. – Это пельтигера беложилковая. Растет на дубах, кленах и березах. Нелегко было уговорить ее расти здесь. Да, малышка? – Маму ласково улыбается лишайнику. Я и не думала, что она умеет так улыбаться. Но вот Маму поворачивается ко мне, и лицо ее снова мрачнеет. Так-то оно привычнее. – Твоя сестра. Где она все время пропадает?
– Это ее дело, у нее и спрашивайте, – слегка обиженно отвечаю я.
– Справедливо, – кивает Маму. – Но в Баллифране есть люди, которых следует остерегаться.
– Например?
Интересно, о ком она говорит? Скорее всего, о том, кто убил лису. Лейла и Уна не доверяют Лону, но мне сложно представить, что Маму боится самонадеянного парня, косящего под рок-звезду пятидесятых. Может, она имеет в виду людей, занимающихся колдовством? То есть других ведьм… Маму же ведьма? Или как она себя называет? Не хочу вешать ярлыки. В горле теснится столько вопросов, но озвучивать их я не спешу. В жилище Маму светлее, чем в саду, вот только свет какой-то странный. Я бы с радостью здесь все осмотрела, сунула нос в каждый угол. Тут надежно и безопасно. Эти баночки, травы, лишайники, кости и раковины – все стоит на своем месте, все имеет смысл.
– У тебя есть голова на плечах. – Маму глядит на меня, прищурившись. – И котелок вроде варит. Сама сообразишь.
– Мне нужно больше информации, – настаиваю я. – Кого следует остерегаться? И почему?
– Для начала лучше остерегаться сразу всех, – говорит Маму. – А уж потом, когда узнаешь людей получше, можно кого-нибудь вычеркнуть. В здешних местах слово ранит сильнее, чем везде.
– В каком смысле – ранит? – спрашиваю я. – Вы можете толком объяснить?
– Открой глаза и посмотри по сторонам. Я не обязана тратить на тебя силы и время. – Пригубив чай, Маму снова заговаривает, и на этот раз, кажется, с большей охотой: – Так, значит, ты собираешься стать доктором?
Все ясно, с порцией жутких предупреждений покончено, пришло время неловких бесед за чашкой чая. Украдкой вздыхаю – предупреждения мне больше нравились.
– Да. Я вам об этом уже рассказывала, – чуть раздраженно отвечаю я.
– Твоя мама тоже об этом говорила. – Маму помешивает чай. – Она как-то
– И о чем вы болтали?
– Я не болтаю. Я разговариваю. И слушаю. – Маму вздыхает. – Твоя мать – приятная женщина. Мягкая, но не слишком. Впрочем, сближаться с ней я не собираюсь. Я здесь не для того, чтобы заводить друзей.
– А для чего? – спрашиваю я.
– Для того, чтобы работать. Пей свой чай. Мой перерыв скоро закончится.
Я осушаю чашку и ставлю ее в раковину. Меня так и разбирает любопытство.
– Маму, я хочу…
– Да знаю я, что ты хочешь, – обрывает меня Маму. – Ты хочешь знать. Но готова ли ты к этому?
Я внимательно смотрю на нее. Возможно, не готова. Но это ничего не меняет.
– Готова, – отвечаю я и сглатываю.
Этот неловкий беспомощный звук только подчеркивает повисшую в квартире тишину. Маму молча встает и принимается заваривать чай. Стук ложки о стенку чайника кажется оглушительно громким. Как же тяжело ждать. Кэтлин уже не выдержала бы и принялась бы ее уговаривать. Но я не моя сестра. Поэтому я только усаживаюсь поудобнее, неотрывно наблюдая за Маму.