Совершенно не обязательные смерти

Огоньки свечей отражаются в ее глазах. Меня вдруг пробирает дрожь.

А Кэтлин спрашивает:

– Мэдлин, тебе не бывает здесь… страшно?

– Все время.

Она берет меня за руку:

– Мне тоже. Не знаю почему… У меня ведь столько причин, чтобы быть счастливой.

– Может, все дело в убитой лисе? – предполагаю я.

– Может. – Она улыбается своей фирменной улыбкой. – Я прочту еще одну «Аве Мария», и пойдем.

Губы Кэтлин шепчут знакомые слова. Свечи отбрасывают пляшущие тени на деревянную Богоматерь.

Что-то здесь не так.

Я тоже это чувствую.

Когда мы выходим из церковного полумрака на солнечный свет, у меня вырывается вздох облегчения.

– Там как-то слишком темно. Даже для церкви, – говорю я Кэтлин.

– Да. Но красиво, согласись!

– Не буду спорить, – киваю я, ведь именно это она хочет услышать.

Кэтлин проверяет телефон:

– Блин. Восемь сообщений от Лона. Он взбесится, если я опоздаю.

– Да ты опоздаешь секунд на пять. Переживет, – успокаиваю я сестру.

– Даже не знаю… – задумчиво тянет Кэтлин. – Не хочу, чтобы он считал меня невоспитанной. Он ведь обращается со мной как с ле-е-е-еди.

– Ты и есть ле-е-е-еди, – говорю я, а Кэтлин уже бежит к пабу, по дороге едва не сшибая урну.

Все-таки у Баллифрана есть свои плюсы: до любого места можно добраться пешком. Кроме замка.

***

Уна ждет меня возле старой заправочной станции. На ней темно-синяя куртка, щеки горят свежим румянцем. Она спрашивает, где Кэтлин, и, услышав, что та пошла к Лону, как-то странно поджимает губы.

– В чем дело?

– Мне не нравится Лон, – признается Уна. – Я кое-что слышала о нем. Твоей сестре стоит быть осторожной. Он… как бы сказать помягче… придурок.

Она произносит это слово, очаровательно смягчая согласные.

– Еще какой придурок, – соглашаюсь я. Не устаю поражаться, сколько у нас с Уной общего. – Он хуже всех, кто когда-либо жил на свете. Без исключения. А почему ты его ненавидишь? Тебя тоже раздражает его самодовольная морда? Что ты о нем слышала?

– Ничего конкретного. Просто говорят, что он неприятный тип. Ну и еще всякое.

– Что именно? – спрашиваю я.

В памяти всплывают слова, сказанные Лейлой тогда, на горном уступе: «Ты же не хочешь, чтобы он волновался». И ее мрачная усмешка. Хотела бы я знать что-то наверняка. Во что можно было бы ткнуть пальцем. Лейла советовала рассказать Брайану о Лоне и Кэтлин. Пожалуй, я так и сделаю.

– Да не знаю. Просто…

Я пытаюсь поймать взгляд подруги, чтобы добиться ответа, но Уна отводит глаза и смотрит в бледное зимнее небо. Ни одна из нас не горит желанием идти в «У Донохью», ведь там мы наверняка столкнемся с Лоном и Кэтлин. Вряд ли Лон сейчас работает, но его квартира располагается прямо над пабом. Он ни разу не приглашал Кэтлин к себе, но, возможно, сегодня это наконец случится. Мне от этой мысли не по себе, и уж тем более я не хочу сидеть в первых рядах. Уна предлагает пойти в маленькую кондитерскую со столиками в глубине зала. Она называется «У Коллинзов», и заправляют там – угадайте, кто? – конечно, Коллинзы. В Баллифране их живет человек сто, не меньше. Пять поколений одной семьи.

– Ух ты! Наверное, это круто.

Я вдруг задумываюсь о том, как мало знаю о семье отца. После его смерти все родственники с той стороны словно забыли о нашем существовании.

– Мне кажется, с Коллинзами не так-то просто подружиться, – размышляет вслух Уна. – Они очень ценят семейные узы. А мы для них чужаки. Я недавно ходила в гости к Чарли, она сама меня пригласила, и все равно было такое чувство, что мне не рады. Представляешь, они на меня таращились!

– Ужас какой. Маму тоже на меня таращится.

– Тут другое. – Уна мотает головой. – Она на всех таращится. Это не так обидно.

– Как по-твоему, чем она… – Я замолкаю на полуслове, потому что сама толком не знаю, о чем хочу спросить.

Женщина ставит на столик перед нами пузатый чайник и чашки, и мы ждем, пока она уйдет.

Уна пьет черный чай с медом. После первого глотка она радостно хмыкает, и я улыбаюсь ей, а она улыбается в ответ.

– Мы ходили в церковь, – говорю я, просто чтобы хоть что-то сказать. – Мы с Кэтлин. Она хотела поставить свечку.

– Богородице Баллифрана?

– Да. Откуда вообще взялась эта деревяшка? Она странно выглядит.

– Мой отец вырос здесь. Он рассказывал, что эта святыня старше деревни. По легенде, местный фермер с покалеченной рукой как-то отправился в лес за торфом и нашел эту штуку. Едва он к ней прикоснулся, как его рука исцелилась. Тогда он отнес ее священнику, и тот решил, что это сама Дева Мария. Потом, кажется, было еще несколько чудес.

– Но почему я никогда не слышала о Богородице Баллифрана? Это должно быть в Интернете, ну или хотя бы на открытках. Про часовню призраков в Ноке и статую Девы Марии в Баллинспитле все знают!

– Отец говорит, что местные предпочитают хранить свои тайны, – отвечает Уна.

«А какие тайны хранишь ты?» – мысленно спрашиваю я и невольно дергаюсь, когда Уна тянется стряхнуть что-то с моего плеча. Зачем ей прикасаться ко мне своими нежными руками?