Совершенно несекретно

Во время нашей работы обстановка в самом Верховном Совете была для большинства из нас непривычной — практически во всех переходах из Верховного Совета в Совет министров и на этажах, где сидели их высшие руководители, стояли милиционеры и проверяли документы. (В отличие от Кремля и Старой площади, где охрану несла спецслужба КГБ, в Белом доме охрану несли работники МВД.) Это порой очень нервировало вечно торопящихся и снующих туда-сюда депутатов.

Сам же аппарат Верховного Совета, что бы ни говорили, вел себя по отношению к депутатскому корпусу довольно корректно, с готовностью отзывался на любую просьбу. Сотрудники хорошо знали свою работу, выполняли ее грамотно, но видно было, что они нервничают, находятся в состоянии ожидания: что же нового принесли вновь избранные народные депутаты, с чем пришли депутаты-демократы. Этот факт стал для нас некоторой неожиданностью.

Вторая неожиданность проявилась в лояльном, с некоторым нескрываемым любопытством — по крайней мере внешне, — отношении к нам Председателя Президиума Верховного Совета РСФСР Виталия Ивановича Воротникова и его заместителя Татьяны Георгиевны Ивановой. Мы видели, сколь интересно им было понять новую волну депутатов. Виталий Иванович Воротников, я думаю, искренне хотел разобраться в нас: пришли новые люди, непонятные, со своими взглядами, со своими планами построения нового общества… И мне кажется, он не лукавил.

Как оказалось, Татьяна Георгиевна, будучи еще секретарем Калининского райкома партии Москвы, хорошо знала моего отца. Я тоже помню, как тепло он отзывался о ней, и у нас сложились доверительные отношения. Мы довольно откровенно говорили о многом. У Воротникова оказалось более сложное положение — его постоянно таскали в ЦК КПСС, он должен был соединить несоединимое. Чувствовалось, что и там свои конфликты, свое непонимание происходящего, и по поведению Виталия Ивановича это было заметно, в том числе и по его душевным метаниям. Очень жаль, что в последующем, оставшись на разных идеологических полюсах, мы так и не смогли использовать его опыт и знания для совместной работы. Но, видно, такова реальность всех революционных эпох.

Вообще же подготовительная комиссия в основном состояла из коммунистов, и это не мудрено: среди народных депутатов РСФСР их 86 процентов, в том числе 75 процентов первых секретарей обкомов КПСС.

Первое столкновение с партноменклатурой произошло на заключительном заседании, когда Воротников собрал всех — комиссию и актив — в Малом зале Белого дома. Мы наметили немало вопросов для рассмотрения на съезде, но они были неожиданно заблокированы коммунистами, как всегда, пытавшимися нас осадить своими громовыми:

— Да замолчите вы там!.. Да хватит их слушать!.. Да что они демагогию разводят!..

Посмотришь, сидит такой амбал и буквально глоткой хочет тебя подавить. Прямо по пословице: «Сила есть — ума не надо!»

Их план понятен — свести повестку дня лишь к четырем вопросам: к выборам Председателя Верховного Совета и его заместителей; к формированию двух палат Верховного Совета; к формированию правительства; ну и к принятию закона о статусе народных депутатов. По всем этим положениям они успели договориться заранее.

Мы же требовали включения в повестку дня принятия Декларации о суверенитете Российской Федерации, изменения Конституции РСФСР, рассмотрения концепции развития страны и ее экономической политики… В общем, у нас набиралось до пятнадцати пунктов. И мы поняли, что воевать — и крепко воевать! — придется непосредственно на съезде. И были здесь две коренные задачи: включить в повестку дня все наши вопросы и избрать Б.Н.Ельцина Председателем Верховного Совета.

Коммунисты, возможно, забили бы демократов, но среди нас были прекрасные юристы — Сергей Шахрай, Сергей Бабурин, прошедший Афганистан и поначалу горячо поддерживавший преобразования в стране, Владимир Варов, адвокаты Борис Золотухин и Игорь Безруков, экономисты — доктор экономических наук Виктор Шейнис, Владимир Исправников, Петр Филиппов, политологи, журналисты, ученые — Евгений Амбарцумов, Геннадий Веретенников, Евгений Кожокин, Сергей Носовец и десятки других, которых еще не знала страна. Ну и Юрий Рудкин, личность которого мне представлялась достаточно интересной. Юрист по образованию, он в последующем стал членом Комитета по законодательству, работал в одной упряжке с Сергеем Шахраем, а затем — секретарем Конституционного суда. Любопытно, что с

самого начала функционирования комиссии принципиальный Рудкин в спорах, касающихся Конституции РСФСР, чаще всего оказывался на стороне самой Конституции, которая не позволяла инициировать процесс ее изменения.

Мы попали в ловушку: не изменив старую, еще коммунистическую Конституцию, невозможно даже и помыслить о демократических преобразованиях в стране, а изменить Конституцию при существовавшем тогда — большевистском — составе Верховного Совета мы не могли. И оказались, таким образом, в замкнутом круге, не сразу это осознав.