Совьетика

А любовь… Любовь – это то, что в твоем сердце, а не ниже пояса. Любовь – это то, что дает тебе крылья. Что избавляет тебя от страха перед контрольной по математике и перед вражеской амбразурой дзота. Твоя самая прекрасная тайна, а не письмо в газету с вопросом «как мне его затащить в постель?” Радость и печаль твоей жизни, а не размышление на тему «А где же мы теперь шкаф поставим?” Понятно вам, или для вас это уже слишком сложно?

… Не считая легкого увлечения клоуном Олегом Поповым в возрасте 3 лет, моей первой большой любовью в детстве стал Жан Маре. Точнее, не сам Жан Маре, а его герой Фандор из фильмов о Фантомасе. На этот фильм запрещалось ходить детям до 16 лет (чтобы не стали хулиганить как Фантомас: дурной пример, как известно, заразителен!), но мама сослалась в кинотеатре на то, что мне еще не было и семи – какие хулиганства можно ждать от такого несмышленыша?-, и меня пустили.

Фандор пленил меня не столько тем, что был героем, сколько тем, что он был благороден и нуждался в защите: в самой же первой сцене, где подручные Фантомаса ставят ему на грудь клеймо. Я почувствовала, как странно дрогнуло и часто забилось мое сердце – как никогда до этого. Мне хотелось защищать его, хотя далее по ходу фильма становилось все более и более очевидно, что он и сам это прекрасно может сделать. Я хотела быть рядом, чтобы подстраховать его, когда ему трудно, чтобы подать ему воды, когда его мучает жажда. И когда я вышла из кинотеатра, мне вовсе не захотелось грабить ювелирные магазины с синим чулком на лице – мне хотелось ловить Фантомасов! Я летела домой как на крыльях!

До этого я была в кинотеатре только один раз: мама взяла меня с собой, когда мне было года три, на комедию «Джентльмены удачи». Я очень радовалась тому, что я уже такая большая, что меня берут с собой. Помня свое фиаско годом раньше в цирке, где я заплакала, как только громко заиграл оркестр, я честно высидела киножурнал. И когда на экране пошли вступительные титры самого фильма, а верблюд оплевал героя Савелия Крамарова, и зал засмеялся, я подумала, что моя миссия выполнена, и сказала громко, на весь зал: «Ну вот, кино посмотрели, а теперь пошли домой!» И мама, испугавшись, что я заплачу, если она начнет мне объяснять, что фильм еще только начинается, сразу встала с места и повела меня домой. Хотя я и не думала плакать – я действительно была уверена, что фильм уже закончился! И забыла о том случае вскоре и думать.

Но к моему удивлению, фильм о Фантомасе не забылся мне и на следующий день. Фандор был первым, о ком я подумала, когда проснулась. Желание стать похожей на него и расправляться с Фантомасами за ночь только выросло.

Я продолжала представлять себе, как мне удастся то, что не удалось самому Фандору, и как он будет поражен моей храбростью и ловкостью, и на сердце возникало удивительное чувство – что у меня есть какая-то светлая и торжественная тайна, неизвестная кроме меня самой, больше ни одной душе на свете! И это делало меня саму удивительной, не такой, как все. Когда это чувство не прошло и на следующий день, я удивилась еще больше и сказала себе мысленно: «Женя, а не влюбилась ли ты?”

Это было такое странное чувство – любовь… Естественно, я не осознавала, что Жан Маре – ровесник моей бабушки, и что сама я еще под стол пешком хожу. Для меня он был человеком без возраста. И что он – не Фандор, для меня было неважно. Мне не было дела ни до того, увижу ли я его когда-нибудь наяву (он и так был со мной больше чем наяву – в моих мечтах, то есть постоянно!), ни уж тем более до его сексуальной ориентации (о такой ерунде мы, слава богу, вообще тогда не знали. Это именно тот случай, когда знание – вовсе не сила, и меньше знаешь – крепче спишь.) Мне было хорошо от самого сознания, что он где-то существует на свете.

Ну, а вскоре в моей жизни появились индейцы. И Гойко Митич. Не было на свете никого благороднее и красивее его героев! А «бледнолицый» с тех пор прочно стало одним из самых страшных в моем лексиконе ругательств. Так еще будучи дошколенком я узнала, что такое колонизаторы и имперское «цивилизаторство» – то, чего на Западе как следует не знают даже выпускники средних школ: таким «мелочам» здесь не учат! А то в школьной программе не останется места для холокоста…

– Неужели все это правда было, мама? Неужели индейцев вот так уничтожали? А почему? Разве нельзя было просто жить с ними вместе? Ну и гады же они, эти колонизаторы! И как их только земля носит! А сейчас индейцы еще остались?- расспрашивала я. Так я узнала еще одно новое для себя слово – «резервация»…