Советник царя Гороха (сборник произведений)

Мы ехали очень долго, делая лишь короткие остановки, чтобы размять затекающие ноги (ну и не только, понятно). Вокруг все так же была бесконечная пустыня. Но по мере приближения к побережью она постепенно сменялась сначала редкими и чахлыми, а потом все более и более выраженными участками растительности.

Все путешествие проходило в каком-то полудремотном состоянии. Длилось оно часов двенадцать, не меньше, и когда мы подъезжали к похожим на инопланетную станцию зданиям аэропорта Эйфидха, мы были настолько уставшими, что все виделось словно в дымке.

Из Эйфидхи в Борисполь мы летели прямым рейсом. Как странно все же устроен человек, то, к чему он привыкает, уже четко не откладывается в его памяти. Если полет до Карфагена через Стамбул запомнился мне в мельчайших подробностях, как и весь путь «туда», то путь обратно, хотя он и был позже, как-то смазался в моей памяти, словно фотоснимок, сделанный дрожащей рукой. Запомнилось только странное, острое ощущение того, что я будто-бы просыпаюсь ото сна. Все, что было – абсолютно нереально, и то, что я помню – не более чем парадокс сознания.

Из Киева в Горловку я уже ехал один. Жека остался в столице, как он и планировал. Перед отъездом я снял полученные деньги в отделении «Вестерн Юнион». На счету было полторы тысячи евро. Хотя обещано было три, но то ли это на двоих, то ли за полный месяц работы . В принципе, меня вполне устраивало и полторы – все таки это почти шестнадцать тысяч гривен. Потом эти деньги как-то быстро разошлись по мелочам.

В поезде пахло стиранным бельем, и мы медленно катились сквозь ночь… «Родина… Еду я на родину… Пусть кричат уродина, а она нам нравится…Спящая красавица… К сволочи доверчива… Но а к нам тра-ля-ля ля ля Эй, начальник!». И поезд все стучал и стучал своими колесами, проходя знакомые названия станций.

Горловка встретила меня пасмурным небом, с которого то и дело срывался дождик. Пахло мокрым асфальтом и влажным железом рельсов, с карнизов стекала небесная вода. Когда я вышел из поезда, то первое, что увидел: громадный состав из блестящих желтых цистерн с аммиаком, влажных от дождя и поэтому тускло поблескивающих, словно связка гигантских сарделек. Он медленно катил, преграждая нам путь к зданию станции. Я не открывал зонт, и мне за шиворот попало несколько холодных дождевых капель. Нахохлившись, я медленно пошел на автобусную остановку, после чего впрыгнул в«единицу», заполненную старушками с огромными сумками.

Мне казалось, что я как-то потерялся между двух различных, совершенно отдельных миров. Мир, из которого я приехал – чужой и далекий. И мир, в который я вернулся, и который теперь тоже мне казался каким-то незнакомым, совсем не таким, как тот, из которого я уезжал. Запахи, звуки, все вокруг – такое знакомое и незнакомое одновременно. Странно, ведь прошло только восемнадцать дней. Даже люди вокруг мне казались какими-то не такими. «В одну и ту же реку не войти дважды» – утверждал древний философ Гераклит. Вернуться невозможно, можно только прийти вновь, потому как за время нашего отсутствия меняется все: и мы, и то место, куда мы идем. Это изменение почти неуловимо, но когда ты мечтаешь вернуть и приходишь вновь, это «словно заноза в твоем мозгу», как говаривал Морфей из «Матрицы».

Я сидел на кухне, ел мамин борщ с котлетами и чесноком, и чувствовал, что и борщ, и кухня, и котлеты и сама мама вроде бы те же, но что-то в них неуловимо изменилось.

– Ну что, рассказывай. Как там? – спрашивала мама.

– Да так, скукотища одна. Ярмарка тщеславия. Все выпендриваются друг перед другом, воображают из себя неизвестно что…

– А фотки хоть привез?

– А что их везти. Там неинтересно. Я их в Интернет сбросил, как-нибудь покажу.

– Ну а…познакомился с кем-нибудь?

– В смысле с девушкой?

– Ну не с мальчиком же, блин! – мама внимательно смотрела на меня.

– Ма, ну как-то …не сложилось. Знаешь: работы много было. Да и глаз как-то ни на кого не упал.

– Ну и зря!.. – наставительно сказала мама и молча забрала пустую тарелку. – И что ты себе думаешь? – услышал я сквозь шум воды из кухонного крана. – У других в твоем возрасте уже дети в школу ходят.

– Ага, в институт… на последний курс… Другие, другие… У других по четыре развода и по восемь отсидок, так что ж теперь… – огрызнулся я.

– Ничего не знаю. Хватит ушами хлопать, как слону-недомерку… – отрезала мать, вытирая руки. Почему слон из маминых слов был недомерком, я не знаю. Никогда слонов-недомерков не видел.

Станционный смотритель (микроповесть)

Пролог

Ударная бронетанковая группа неслась по серым пространствам чукотской тундры, разрывая верхний слой дерна из нежного мха и лишайников, а то и просто вгрызаясь своими гусеницами в мерзлую землю сурового края. За каждой покрашенной в холодный серо-бурый цвет машиной поднимались громадные буруны из грязи и ледовой шуги, словно вспененные волны за кормой мчащегося на полном ходу торпедного катера. Дрожащий холодный воздух здешнего лета смешивался с вонью горячих отработанных газов и гарью.