Советская нация и война. Национальный вопрос в СССР, 1933–1945

Работа над созданием нового Гимна СССР началась еще в 1942 г. под руководством А. С. Щербакова. Варианты гимна были представлены многими известными и малоизвестными поэтами, в том числе из союзных республик, а также «простыми людьми»[583]. К концу 1943 г. был выбран наиболее подходящий вариант гимна, музыку к которому написал А. В. Александров, слова — С. В. Михалков и Г. Эль-Регистан. Гимн, начинавшийся словами «Союз нерушимый республик свободных / Сплотила навеки Великая Русь», имел ярко выраженную патриотическую окраску и ни словом не упоминал «мировую революцию». Пропаганда отмечала, что если «в старом гимне не отражены историческая победа советского строя, сущность нашего могучего и самого прочного в мире государства», то при звуках нового гимна «возникает образ нашей славной советской Родины»[584], «вместе с его мелодией мы объемлем мыслью прошлое Родины, ее овеянное славой настоящее, ее блистательное будущее»

[585], «строки… гимна ярко свидетельствуют о великой организующей и ведущей роли русского народа в жизни всех народов, входящих в состав Советского Союза»[586]. В феврале 1944 г. было принято решение о разработке новых гимнов союзных республик[587]

, которые были созданы в духе новой, великодержавной политики.

Новый гимн СССР вызвал положительную реакцию в странах-союзницах по антигитлеровской коалиции. 3 января 1944 г. американский журнал «Тайм» писал: «Москва дала еще одно доказательство тому, что советский цикл от мировой революции к национализму завершен… Новый гимн Советского Союза предназначен только для русских; он не содержит призыва к угнетенным и не вызовет холодной дрожи на Уолл-стрит»[588].

Особым фронтом для советской национальной политики в годы войны стала работа на оккупированной территории страны, где оказалось население численностью до 84,8 млн человек (44,5 % населения страны)[589]. Под оккупацией побывали основные этнические территории украинского, белорусского, молдавского, литовского, латышского, эстонского, крымско-татарского, адыгейского, черкесского, карачаевского, кабардинского, гагаузского (полностью), русского, карельского, балкарского, осетинского, калмыцкого и ингушского народов (частично). Кроме того, под оккупацией оказалась значительная часть дисперсно расселенных еврейского и цыганского народов, а также представители других наций — армяне, болгары, греки, немцы, поляки и др.

В советской политике, направленной на русское население оккупированных территорий, сначала превалировала комбинация национального фактора и советского патриотизма. При этом русскоязычная пропаганда не была направлена исключительно на русский народ — часто она адресовалась «советскому населению временно оккупированных немцами областей», «советским женщинам оккупированных немцами областей» и т. и. Таким образом, обращение к русским одновременно предназначалось — или как минимум не исключалось — и для представителей других народов СССР. Использование национальных мотивов в пропаганде было не приоритетным, а использовалось в качестве подкрепления верности Родине. Акцентирование «русского фактора» в чистом виде проявилось в первый период войны только в противодействии коллаборационизму[590]. Несмотря на то что сама возможность массового предательства отвергалась официальной пропагандой[591], руководство страны было осведомлено о наличии этой проблемы. Очевидно, считалось, что давить на «советский патриотизм» коллаборациониста бесполезно, и поэтому подействовать могла только апелляция к национальным чувствам. Особым фронтом пропагандистской работы был Локотской округ[592]

, где ситуация с коллаборационизмом среди русского населения была наиболее тяжелой.

Однако затем в советской политике и пропаганде, направленной на русское население оккупированной территории СССР, был совершен переход к широкомасштабному использованию русского национального фактора, как это с самого начала войны было осуществлено в тылу страны[593]. Слова «русский народ», «русская земля» стали обильно использоваться в пропаганде. Обращение «колхозник» было заменено на «русский крестьянин» — и его призывали помнить не о достижениях колхозного строительства, а о том, что «испокон веков русская земля кормила» его, а «деды и прадеды… напоили ее потом и кровью». Апелляция к «советскому фактору» стала использоваться в основном только в пропаганде, направленной на молодое поколение, которое воспитывалось после Октябрьской революции[594].

Краеугольным камнем советской политики и пропаганды, направленной на «нерусские» народы оккупированной территории СССР, была историческая, братская связь с русским народом[595], что обеспечивало реализацию единства советской нации и в захваченной части страны. Вторым аспектом было сочетание «советского» и «национального» факторов[596].