«Претерпевая медленную юность, впадаю я то в дерзость, то в угрюмость,пишу стихи, мне говорят: порви!А вы так просто говорите слово,вас любит ямб, и жизнь к вам благосклонна», —так написал мне мальчик из Перми.В чужих потемках выключатель шаря,хозяевам вслепую спать мешая,о воздух спотыкаясь, как о пень,стыдясь своей громоздкой неудачи,над каждой книгой обмирая в плаче,я вспомнила про мальчика и Пермь.И впрямь — в Перми живет ребенок странный,владеющий высокой и пространной,невнятной речью. И когда горит огоньсозвездий, принятых над Пермью,озябшим горлом, не способным к пенью,ребенок этот слово говорит.Как говорит ребенок! Неужеливо мне иль в ком-то, в неживом ущельегортани, погруженной в темноту,была такая чистота проема,чтоб уместить, во всей красе объема,всезнающего слова полноту?О нет, во мне — то всхлип, то хрип, и снованасущный шум, занявший место словатам, в легких, где теснятся дым и тень,и шее не хватает мощи бычьей,чтобы дыханья суетный обычайвершить было не трудно и не лень.Звук немоты, железный и корявый,терзает горло ссадиной кровавой,заговорю — и обагрю платок.В безмолвии, как в землю, погребенной,мне странно знать, что есть в Перми ребенок,который слово выговорить мог.
1965
Уроки музыки
Люблю, Марина, что тебя, как всех,что, как меня, —озябшею гортаньюне говорю: тебя — как свет! как снег! —усильем шеи, будто лед глотаю,стараюсь вымолвить: тебя,как всех, учили музыке. (О, крах ученья!Как если бы, под богов плач и смех,свече внушали правила свеченья.)Не ладили две равных темноты:рояль и ты — два совершенных круга,в тоске взаимной глухонемотытерпя иноязычие друг друга.Два мрачных исподлобья сведеныв неразрешимой и враждебной встрече:рояль и ты — две сильных тишины,два слабых горла музыки и речи.Но твоего сиротства перевесрешает дело. Что рояль? Он узникбезгласности, покуда в до-диезмизинец свой не окунет союзник.А ты — одна. Тебе — подмоги нет.И музыке трудна твоя наука —не утруждая ранящий предмет,открыть в себе кровотеченье звука.Марина, до! До — детства, до — судьбы,до — ре, до — речи, до — всего, что после,равно, как вместе мы склоняли лбыв той общедетской предрояльной позе,как ты, как ты, вцепившись в табурет, —о, карусель и Гедике ненужность! —раскручивать сорвавшую берет,свистящую вкруг головы окружность.Марина, это все — для красотыпридумано, в расчете на удачураз накричаться: я — как ты, как ты!И с радостью бы крикнула, да — плачу.