Советская правда

В романе «Секретарь обкома» Кочетов впервые явно попытался продиктовать идеологическую повестку дня, очертить проблематику, главную злобу дня. Сюжет он для этого избрал вполне узнаваемый. Из газет. Рязанский секретарь обкома Алексей Николаевич Ларионов (у Кочетова – Артамонов) совсем недавно погорел на желании слишком рьяно «догнать и обогнать» Америку по мясу. Он пустил под нож все поголовье, лишь бы сдать побольше драгоценного продукта – и поначалу его даже наградили Звездой Героя Соцтруда. Но на следующий год сдавать было уже нечего, и Ларионов не вынес позора, застрелился. У Кочетова все происходит немного иначе, но ассоциации очевидны. Он поместил по соседству с владениями Ларионова область прогрессивного партийного секретаря Василия Денисова, в котором самые въедливые читатели угадывали перспективного партийного деятеля (и давно уже не секретаря обкома, а члена Политбюро!) Фрола Козлова. Хрущев в то время делал на него ставку. Хотя, думается, в этом романе Кочетов не был столь прямолинеен. Он критикует и почивающих на лаврах директоров явно сталинского замеса, и молодых модных поэтов в лице провинциального Евтушенко, задиристого, но пустоватого Птушкова. Денисову, как водится, поначалу не везет. Кажется, что он останется в тени Артамонова. И все-таки правда побеждает. Важно не только то, что это книга страстная и остро субъективная. Но и то, что Кочетов – сторонник сурового, боевого пути к коммунизму – на этот раз отдал должное и гуманистической стороне своей веры. К тому же история, в которой действуют большие начальники, сплошь члены ЦК, – нередко почти детективная, а иногда мелодраматическая – читалась не без досужего интереса. Как детектив. Любопытно же, что происходит на властном Олимпе. Желтой прессы в то время не было, а основательный роман вызывал доверие. Кочетов понимал, что идею нужно подавать в яркой обертке, иначе она превратится в холостой выстрел. О романе спорили, в том числе – в верхах. По-видимому, это и требовалось Кочетову: он стремился влиять на политику страны, на тактику построения коммунизма, в который верил. Экранизация прошла тише, чем можно было предположить, а в брежневское время этот фильм вовсе не показывали: слишком многое там соответствовало специфической проблематике хрущевских времен.

В наше время этот роман иногда называют «сталинистским» – по инерции. Кочетов в «Секретаре обкома» скорее искал новый управленческий стиль, подходящий для мирной жизни – не мобилизационный. Но есть в романе и осторожная критика хрущевских крайностей. Ведь тот же Ларионов-Артамонов – это и жертва, и характерное явление тех времен, когда власть сделала ставку на шумиху, на громкие проекты. Не зря осенью 1964 года, когда Хрущева критиковали, его называли не только волюнтаристом, но и «звонарем». Артамонов у Кочетова – несомненный звонарь.

На нас идут походом

В сентябре 1969 года Кочетов опубликовал в собственном журнале роман «Чего же ты хочешь?» – грандиозный фельетон пополам со шпионским детективом, в котором он постарался предупредить читателей и власть о том, что может представлять опасность для советской власти и слева, и справа. Он критиковал разом и брежневскую политику разрядки международной напряженности, и экономическое сотрудничество с западными странами (оно, замечу, бурно развивалось и в сталинские времена), и лукавое славянофильство, и, конечно, продажное западничество. Его взгляд на советскую действительность в этом романе, пожалуй, даже слишком мизантропичен. Положительные герои изображены бледновато, зато о наступлении вражьих сил рассказано громогласно.

«Чтобы отстоять Россию с ее иконами, надо было вешать большевиков. Теперь, чтобы спасти мир от коммунизма, надо, выходит, не только вешать большевиков, но и истреблять до ровного, гладкого места все русское. Работы прибавилось», – так рассуждают у Кочетова враги.

Хрущевским вольностям вроде бы пришел конец, но Кочетова не устраивала и брежневская идеология, замешанная на уважении к быту, к благосостоянию человека. Впрочем, это было продолжением сталинской довоенной программы. А кочетовская душа требовала аскезы и боя, требовала особого отношения к рабочему классу – в то время, когда брежневикам, вместе со всей страной, хотелось немного отдохнуть от батальных подвигов. Иначе партия могла просто надорваться… Этой опасности Всеволод Анисимович не учитывал. Он, вопреки многим мнениям, не будучи ортодоксальным сталинистом (да и существовала ли такая фракция в КПСС?), нередко ставил в пример молодым вертопрахам сталинские времена. Но ведь именно тогда одним из коронных образов пропаганды была «наша зажиточная жизнь». Уж Сталин-то точно понимал, что на одной аскезе державы не стоят. Необходимо и другое – массовое мороженое, парки культуры и отдыха, советский джаз, комедии, повышенные зарплаты и сниженные цены, «Жить стало лучше, жить стало веселее». Этого противоречия эмоциональный, увлекающийся Кочетов не чувствовал.