Буран, буран. Такая стужа.Да лед звенит. Да тишина.О, молодость! Вино, да ужин,Да папиросы, да Она —Ну, чем, голодная и злая.Ты бредишь полночью такой?Гудки плывут, собаки лаютС какой-то зимнею тоской.
3
Так возвращается ВладимирК весьма условной теплоте.Не соразмерив пыл и имя,Он только комнатой владел.Семиметровая обительСуровой юности! Прости,Коль невниманием обиделИль раньше срока загрустил.Там так клопы нещадно жрали,Окурки дулися в лото,Там крепко думалось, едва лиНам лучше думалось потом.
4
Он жил тогда за Белорусским,И, от Заречиных бредя,Он думал с царственным и узкимПрезреньем истинных бродягОб ужине и о портьерах.И сам того не замечал,Что это детство или ересьИ повторение начал.Но это так легко вязалосьС мечтой об ужине, что он,Перебродив совсем, к вокзалуБыл просто очень утомлен.
5
Да вот и дом. Такою ночьюЕму в буран не улететь,Он фонарями притороченК почти кромешной темноте.В подъезде понял он и принял,—То беспокойство, что ловил,Звалось Заречиной МаринойИ безнадежностью в любви.
6
— Фу, видно, всё-таки дождалась.— Марина?— Я.— Какой судьбой?Какими судьбами?— Ты талый,Ты каплешь весь. Да ну, постой.— Да нет, откуда?— Ну уж, знаешь,Ты не излишне comme il faut.Ты, видно, вправду не считаешьМеня особенной лафой.А ларчик просто — я к подруге.Ночую. Рядом. За углом.Да то ли детством, то ли вьюгой,Как видишь, в гости примело.
7
Пока с необъяснимым рвеньемОн снег сбивает с рукавов,Ругает стужу, ищет веникИ постигает — «каково!»,Марина смотрит, улыбаясь, —Мальчишка. Рыцарь и аскет.И только жилка голубаяПросвечивает на виске.Но комната его убила,—Была такая чистота,Что запах детства или мылаВисел и ноздри щекотал…