Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Тогда начиналась Россия снова.Но обугленные черепа домовне ломались,ступенями скалясьв полынную завязь,и в пустых глазницахвороны смеялись.И лестницы без этажейподнималисьв никуда,             в небо,                      еще багровое.А безработные красноармейцыс прошлогодней песней,еще без рифм,на всех перекрестках снималинемецкуюпроволоку[19],колючую, как готический шрифт.По чердакамеще офицеры метались

и часыпо выстреламотмерялись.Тогдапобедившим красным солдатамбогатырки-шлемы[20]уже выдавалии — наивно для нас,как в стрелецком когда-то, —на грудь нашивалимостики алые[21].И по карусельнымярмаркам нэпа,где влачили попыкавунов корабли,шлепались в жменюогромадно-нелепые,как блины,ярковыпеченные рубли…[22]Этот стиль нам врал                                 про истоки,                                                   про климат,

и Расея мужичилася по нем,почти что Едзиною Недзелимой,от разве с Красной Звездой,а не с белым конем[23].Он, вестимо, допрежь лгалпро дичь Россиеву,что, знамо, под знамяврастут кулаки.Окромя — мужики                             опосля тоски.И над кажною стрехой                                       (по Павлу Васильеву)разныя рязанския б пятушки.Потому что я русский наскрозь —                                                   не смирюсьсо срамомналяпанного а-ля-рюс.

3. НЕИСТОВАЯ ИСПОВЕДЬ

В мир, раскрытый настежьБешенству ветров.Багрицкий

Я тоже любилпетушков над известкой.Я тоже платил                          некурящим подросткомсовсем катерининские пятаки[24]за строчкибороздкамина березках,за есенинскиеголубые стихи.Я думал — пусть                              и грусть,                                              и Русь,в полтора березах не заблужусь.И только потомя узнал,                что солонки,с навязчивой вязью азиатской тоски,размалева русацковав клюквуаль в солнце,—интуристы скупают,

                               но не мужики.И только потом я узнал,                                      что в звездахкуда мохнатееЮжный Крест,а петух-жар-птица-павлин прохвостый —из Америки,с картошкою русской вместе.И мне захотелосьтакогопростора,чтоб парусом                        взвились                                      заштопанные шторы,чтоб флотилией мчалсяс землею городв иностранные страны,                                     в заморское                                                                море!Но я продолжал любить Россию.

4. Я ПРОДОЛЖАЛ РОССИЮ

Не тот этот город и полночь — не та.

Пастернак