Советские разведчики в нацистской Германии

А было ли в принципе возможно существование такого разведчика? Многие полагают, что нет. Например, доктор исторических наук Анатолий Малышев на заданный ему вопрос ответил так:

Едва ли не самая главная проблема деятельности разведчика, подобного Штирлицу, — языковая. Практически невозможно не носителю языка освоить его так, чтобы казаться носителем. У Семёнова есть на этот счёт собственный сюжетный ход: будущий Штирлиц-де с отцом-меньшевиком в раннем детстве жил в Германии. В таком случае, безусловно, у Исаева мог быть совершенный выговор. Впрочем, история знает и более сложные случаи. Один из самых известных советских нелегалов, Конон Молодый, деревенский уроженец, успешно выдавал себя за американского бизнесмена.

Другая большая сложность заключается в том, что почти все советские супершпионы — и тот же Молодый, и Филби — работали в государствах пусть недружественных, но с которыми по крайней мере нет состояния войны. «Штирлиц» же работает в стане настоящего врага: прецедентов такого рода, насколько я знаю, не было: все источники советской разведки в нацистской Германии были европейцами.

Разумеется, Малышев прав не до конца: знаменитый разведчик Николай Кузнецов, ни разу не побывав в Германии, не просто в совершенстве овладел немецким языком, но и освоил некоторые его диалекты, что позволило ему долгое время ходить в мундире офицера вермахта и общаться с немцами. Но это — уникальный случай. Ни одного русского среди источников советской разведки в Германии действительно не было.

Миф третий: каток репрессий

Передо мной лежит томик из собрания сочинений Юлиана Семёнова, опубликованного в 1991 году. Именно в нём его самое знаменитое произведение: «Семнадцать мгновений весны». Есть в этом издании строки, которых нет в других, более ранних. Вот они:

Именно сюда он приезжал в страшные тридцатые, когда дома начался ужас, когда немецкими шпионами Сталин объявлял его, Штирлица, учителей, тех, кто ввёл его в революцию; и — самое страшное — они, учителя его, соглашались с этими обвинениями. (...) Он понимал, что в стране происходит нечто страшное, неподвластное логике, — так вульгарно были состряпаны московские процессы и, самое ужасное, судя по сводкам, приходившим в СД, народ России истово приветствовал убийства тех, кто окружал Ленина ещё задолго до Октября. (...) Именно здесь он провёл весь день, когда Сталин подписал договор о дружбе с Гитлером, — смятый, раздавленный, лишённый силы думать.

Ну, насчёт последнего явная натяжка — не мог столь умный человек, как Штирлиц, не понимать, что альтернативы пакту Молотова-Риббентропа на тот момент не было. Юлиан Семёнов мог этого не понимать, Штирлиц не мог. Сложнее вопрос с репрессиями, тем более что они, как часто утверждается, нанесли страшный удар по советской разведке. Сталинские палачи, хором заявляют некоторые авторы, буквально лишили страну глаз и ушей в самый критический момент.

На самом деле всё далеко не так однозначно. Я не буду здесь говорить о причинах и размахе «большого террора». Не буду ставить под сомнение и то, что под маховик террора попали многие невинные люди (а иначе не бывает). Я ставлю перед собой другую цель — рассмотреть, насколько серьёзный ущерб нанесли разведке репрессии конца 30-х годов. И надо сказать, что ответ на этот вопрос может для многих оказаться неожиданным.