Советский эльф

Не нужно осязание, чтобы ощутить.

Всё это даёт мне эфириум, сплетённый в особую форму воздействия на реальность. Кто-то скажет, что это божественная сила. Другие назовут чудом. Третьи воскликнут, что волшебство — это происки Тьмы. Но для меня это естество. Понятное и привычное. Без окраски, чёрного или белого. Поэтому, я сам задаю цвет своим деяниям.

Вспышка. Ещё одна. Сливается с первой, мерно пульсируя и расширяясь.

Двигаюсь дальше.

По коже бегут мурашки. Растаявший снег стекает вниз, ещё сильнее холодя тело.

Не чувствую этого. Просто знаю.

Накатывает неприятная волна. Будто что-то знакомое, но исковерканное, изломанное.

Концентрируюсь, пытаясь понять.

Светящийся поток накрывает меня. Сначала ноги будто ступают по призрачному прибою, затем он поднимается выше, и вот я уже с головой иду внутри астрального моря.

Оно мерно вздымается и опадает щекоча меня своими бесплотными щупальцами. Близкое и одновременно невероятно далёкое.

Идти становится труднее, но странным образом я чувствую прилив сил.

Нет, не физических. Магия… будто кто-то разлил эфириум и смешал его с какой-то неизвестной мне субстанцией.

Снова Хаос? Или что-то другое?

Неожиданно ко мне возвращается ощущение внешнего мира.

Я стою посреди какого-то белого поля, и вокруг кружит снег. Вижу вдалеке полуразрушенные постройки и металлический скелет покосившегося сооружения.

Там! Эпицентр потока, его исток!

Делаю ещё шаг вперёд и слышу, как кто-то меня зовёт. Еле слышно, долетает лишь эхо.

И тут, я понимаю, что еле стою на ногах. Будто кто-то выдернул из меня стержень. Несмотря на это, внутри колышется магическая сила. Кажется, вот-вот и я начну поглощать эфириум из окружающего пространства, как делал это дома.

Но слабость становится сильнее, и меня невыносимо тянет спать.

Я опускаюсь на ледяную землю, сворачиваюсь клубочком и закрываю глаза.

Уютно и спокойно.

Только где-то на краю сознания всё ещё слышатся эти раздражающие крики.

Плевать, я просто хочу немного вздремнуть. Совсем капельку.

— Ну, ты нас и испугал! — пытаясь напоить меня водкой из фляжки, причитал Гаврилов, — думали всё, кони двинул.

Я слабо оттолкнул его руку. Только этой гадости мне сейчас не хватало.

— А ты не кобенься, не кобенься, пей, когда дают. Оно сейчас самое то. Чтобы, значит, согреться, — влез в разговор Савелич.

Он сосредоточенно крутил «баранку» и постоянно чем-то щёлкал на приборной панели.

— Вот я сейчас печку на максимум врубил. Пришлось ради такого покопаться и убрать лишние заслонки. Теперь работает на полную. Правда, ещё выхлоп теперь в салон идёт. Но тут потерпеть придётся. Тебе тепло нужно, — бубнил он себе под нос.

Я особо не вслушивался в их болтовню. Везут куда-то ну и ладно. Тем более, вокруг действительно было тепло. На меня навалили бушлаты обоих кгбшников и сверху добавили какого-то тряпья. Вот только внутри всё ещё холодилась крохотная искра сломанной магии. Я будто увидел нечто до боли знакомое, но одновременно и чуждое мне.

Всё ещё не веря себе, я решил во чтобы-то ни стало добраться до центра этой аномалии и узнать в чём там дело.

Но сначала, поесть! Хорошенько так, чтобы много, горячего и сытного.

От таких мыслей во рту появилась слюна и я, не выдержав, спросил у Гаврилова, есть ли у них что-нибудь съестное.

— Хм, да у меня вроде и нет. Так пара «взлётных» карамелек есть и всё, — ответил он.

— Эх, молодёжь. Всему-то вас учить нужно. Залезь под моё сиденье, там сухпай есть, — не оборачиваясь, бросил Савелич.

Что такое сухой паёк я себе примерно представлял. Но вот пробовать, никогда не доводилось.

— Сейчас, сейчас. Я быстренько. Вот тебе пока галеты, похрусти, а я тушёнку вскрою, — вытащив приплюснутую коробку, бормотал младший лейтенант.

Он суетился, ронял что-то на пол и пытался приладить нож к чуть помятой консервной банке. Сделать это было сложновато, особенно в постоянно трясущейся машине. Савелич не жалел автомобиля и гнал его на полной скорости.

Взяв предложенные Романом хлебцы, я жадно закидывал их в рот и глотал, почти не прожёвывая. Сухие и получёрствые, они царапали нёбо и глотку, но мне было наплевать.

— Вот, держи! — протянул мне он коряво открытую банку тушёнки.

Увидев содержимое, я сначала скривился, но голод взял своё. Спеша и стараясь не думать, что это мясо, я в пару минут опустошил всю консерву.

— Эй, я тебе забыл вилку дать. Ой! — воскликнул Гаврилов, протягивая мне вилку, спаренную с ножом.

Ни капли не стесняясь, я вытер жирные руки о собственную одежду и спросил, что есть ещё съестного.

— Да вот тут повидло, сахар ещё и какая-то овощная штука.

— Давай всё.

Уничтожив весь сухпаёк и вдоволь напившись горячего чаю, припасённого запасливым Савеличем, я, наконец, почувствовал себя лучше.

— Вот и приехали, — сообщил водитель, когда мы, изрядно подскочив на очередной выбоине, затормозили у ворот управления.

— Открывай, чего стоишь! У нас тут раненый! — заорал он, кому-то в каптёрке.

Дальше было полчаса суеты и неразберихи.

Меня отправили в санчасть, Гаврилов помчался на доклад к Лисицыной. Я совсем забыл об этой ежедневной обязанности. А Савелич отправился куда-то поправлять здоровье.