Советский Пушкин

Пушкин не был борцом. Он распространял свои идеалы силою своей поэзии и этим сыграл огромную роль не только в русской литературе, но и в русской истории вообще. Однако, Пушкин субъективно еще меньше мог рассчитывать на победу, чем декабристы. В неизбежном столкновении гения, поднявшегося над уровнем своего времени, с условиями времени он стоял беззащитен и один. Пушкин осудил александровско-аракчеевскую и николаевскую действительность, но он не нашел опирающегося на созревшую историческую силу антагониста осужденной действительности. Пушкин не мог целиком сочувствовать героям, которых он противопоставлял осужденному им строю. Ни Кавказского Пленника, ни Алеко, ни Евгения Онегина, ни тем более Ленского Пушкин не мог воспринять как силу, могущую и имеющую право противостоять самодержавно-дворянской России. Разгром декабристов, их бессилие Пушкин видел и осознал. Бессилие и ничтожность Пушкин сознательно внес в характеристику Евгения из «Медного всадника».

Московская площадь Пушкина украшена к скорбной дате 100-летия гибели поэта

Это обозначает, что Пушкин в своей критике дворянско-самодержавной России еще не перешел на сторону другого класса, не перешел, потому что не видел его. Где было искать ему этот класс в тогдашних условиях, когда николаевская монархия не встречала никакого видимого отпора и тогда, когда она давила весь народ, и тогда, когда она совала свою грязную лапу в интимную жизнь самого Пушкина. Тем более должны мы удивляться гению Пушкина, что он в изображении конфликта между стремлением к независимости личности и общественно-политическим строем своего времени подошел к теме мятежа — и личного и народного. С поразительным постоянством и с никогда не ослабевающей заинтересованностью Пушкин следит за фактами не только личного бунта, но и народных восстаний — в творчестве, в теоретических набросках, в письмах. При этом обнаруживается замечательное обстоятельство: Пушкин, живший под неизгладимым для него впечатлением разгрома декабристов, дружески близкий с участниками заговора, сохранивший к ним привязанность до конца жизни, главное внимание уделяет фактам крестьянских восстаний. Запомним это, — это еще пригодится нам для понимания роли Пушкина.

В исторических условиях, в которых жил Пушкин, он не знал победившего народного восстания, да и не мог желать его знать. Сохранившаяся еще у него связь с дворянским укладом жизни, политическая выучка, материальные интересы заставляли его бояться крестьянской революции. Интересы разума, просвещения должны были бы пострадать, мнилось ему, в случае победы «русского бунта, бессмысленного и беспощадного».

Тем самым противоречие между стремлением к независимости и силой существующих обстоятельств оставалось для Пушкина неразрешимым. Отрешиться от себя самого он не мог, а стремление к независимости творчества и жизни было принадлежностью самой личности Пушкина. Самодержавно-крепостническая Россия не могла гарантировать своему гениальнейшему сыну хотя бы одному ему принадлежащей частной жизни, даже тогда, когда Пушкин старался всемерно соблюдать лояльность верноподданного, насколько это было совместимо с чувством собственного достоинства. Роковая катастрофа становилась все более и более неизбежной. Жизнь готовила Пушкину не случайную смерть от тривиальной светской дуэли, а исторически обусловленную неизбежную гибель. Силы реакции — и правительственной и общественной — объединились для того, чтобы убить поэта, именем которого будут гордиться и русский народ, и всё человечество.

Искусство и общество

Противоречия жизни и мировоззрения Пушкина отразились в его взглядах на сущность искусства и назначение поэта. С одной стороны, Пушкин — глубоко народный писатель, гений его выработал поэтические средства, при помощи которых можно было творить для всех, потрясая сердца с неведомою раньше силой, а с другой — Пушкин пришел к точке зрения чистого искусства, к сознанию, что писать надо не для других, а для себя одного.

Поэзия Пушкина была и остается до сих пор подлинно народной поэзией. Эпитет «народный» содержит в себе очень много неопределенного. В слово «народный» слишком часто вкладывают смысл: простонародный, или этнографически особенный, что неверно. Под народностью начинают понимать совокупность нескольких метафизических признаков, которыми должен обладать писатель, чтобы творчество его признали народным. Меж тем всякий великий писатель народен по-своему. Конкретный анализ особенностей его творчества, его миросозерцания, его связи с жизнью, его воздействия на читателей, его роли в классовой борьбе, его таланта, наконец, должен дать ответ на вопрос, почему его творчество является народным. Белинский это давно понял, и его доказательство народности и национальности пушкинского гения остается до сих пор в силе. Пушкин, — писал Белинский: