Советы по домоводству для наемного убийцы

Поняв, что в ход пошла монтировка и дверь вот-вот падет, я бесшумно, по-кошачьи, соскальзываю вниз, на подоконник в соседнем отсеке. Патрульная машина кажется пустой. Во дворе ни одной белой каски. А ночь так светла, хоть книжки читай. Пока полицейские продолжают плотничать, я подтягиваюсь на очередной перегородке и осторожно заглядываю в следующий бокс. По всей видимости, здесь живет вышеупомянутый поляк, поскольку кровать пуста, а дверь в коридор открыта. Его жилище — нечто среднее между логовом порнушника и последней земной обителью Саддама Хусейна.

Прежде чем соскользнуть вниз, я мысленно заглушаю громкую музыку в сердце и делаю несколько кошачьих шажков по подоконнику, посматривая на раскрытую дверь. Мои маневры проходят незамеченными, и после бесшумного взятия третьей преграды я наконец оказываюсь в своей комнатенке. Спид-метал уступает место бравурной балладе. Еще немного, и я бы запел «Раскинув руки…», мою любимую песню группы «Крид».

Еще пятнадцать минут я соображаю, где бы мне спрятать оружие — о, это сладкое слово! — но раньше, чем я успеваю принять решение, раздается стук в мою дверь. На пороге «касочники», два Деда Мороза в полицейской форме, и вдруг у меня возникает полная уверенность в том, что это те самые ребята, которые беседовали с Тадеушем, польским маляром, в историческую ночь Евровидения в конце мая. За спинами копов маячат изнуренные вчерашними возлияниями компатриоты Тадеуша, и один из них объясняет «каскам», что я местный.

— Вы исландец? — спрашивает меня коп по-исландски.

— Смау-вейис, — отвечаю я, энергично кивая и улыбаясь.

Что означает «немного» — волшебное словечко, которому Ган научила меня этим летом и которое сейчас буквально спасает мою задницу. Я протягиваю им свой синий, как здешние горы, паспорт, а сердчишко мое исполняет исландский национальный гимн (барабан и бас-гитара), пока они рассматривают безупречную подделку. Они читают вслух мое имя, при этом с суровым видом изучая мое славянское лицо.

— Томас Лейвур Олавссон?

— Йау. Томми! — радостно откликаюсь с наигранно-глуповатой улыбочкой и спешно отдаю команду правой руке: ну-ка, вылезай, к чертям собачьим, из кармана!

— Где вы работаете? — спрашивают они меня на своем ледяном языке.

Я перехожу на английский (объясняя, что мой отец наполовину американец и всю эту хрень) и рассказываю им про столовую «Самвер» и свой посудомоечный вклад в христианскую благотворительность. Их лица мгновенно преображаются.

— Значит, вы знакомы с Сэмми?

Имя доброго самаритянина срабатывает, как фен на изморозь. Разговор сворачивает на коротышку с пляшущими на носу очочками. У копов к нему профессиональный интерес. Вот кого, заверяют они меня, не мешало бы арестовать. Через несколько минут они вспоминают, зачем пришли, и спрашивают, связан ли я каким-то образом с парнями из Каунаса. Я отвечаю отрицательно.

— Сегодня вечером или ночью вы не заметили ничего подосрательного?

— Вы хотели сказать, подозрительного?

Почувствовав свое превосходство, я позволяю себе немного расслабиться.

— Вот-вот, — соглашаются мои собеседники.

Не включая разум и не моргнув глазом, я решаю показать себя свойским парнем, и плевать я хотел на литовские угрозы. Может, оружие придало мне уверенности. Или я вдруг расчувствовался — это ведь благодаря им, «белым каскам», я провел такое чудесное лето.

— Да. Я видел в окно, как они вынесли отсюда мертвеца, минут двадцать назад. — Широким жестом я приглашаю их в комнату. — Они засунули его в огромный чемодан. Было видно, какой он тяжелый. Этот чемодан они положили в грязный белый минивэн и уехали.

— А номера вы, случайно, не заметили?

— Номера? Да. SV 741.

Это не шутка. Я действительно запомнил этот хренов номерной знак. У офицеров полиции такой вид, будто они сейчас пригласят меня в круиз по Карибскому морю. В каюте первого класса. Следующим летом. Только мы втроем. Но потом они берут себя в руки.

— И где стояла машина?

— Вот… тут. Прямо у выхода.

Мы стоим у окна, и один из них, высунувшись, чтобы лучше видеть, ненароком прислоняется ко мне. При этом он невольно ощущает твердый предмет, что лежит у меня в левом кармане брюк. Коп поворачивает ко мне лицо и вежливо так говорит:

— Afsaka.

По-исландски это примерно означает: «Извините, что задел ваш пистолет».

На следующий день, придя с работы, я вижу перед нашим горячо любимым отелем сразу три полицейских джипа. Запретительная желтая лента громко шуршит на холодном летнем ветру. Вход охраняет белокасочник. Я решаю не искушать судьбу и прохожу мимо дома на порядочном расстоянии, снова превратившись в странного пешехода на безлюдных улицах Рейкьявика.

Час спустя я звоню в заветный колокольчик. Гуннхильдур открывает мне дверь, и вскоре мы уже взасос целуемся на кухне, где царит несусветный бардак. Забывшись, я вжимаюсь в нее всем телом, и она натыкается на твердую штуковину у меня в кармане.

— Что это?

— Немецкая железяка.

Глава 31. Ледяной рок

Торчер договаривается, Томо отоваривается.