– Охотников в Ратиславию не пустят. Их княжич к себе ведьму приблизил, она с ним ходит везде, несмотря на возражения Пресветлого Отца, – рассуждал по-рдзенски худощавый старик у огня.
Вокруг него и его толстого собеседника собрались охочие до сплетен слушатели, но двое мужчин делали вид, что вовсе их не замечали.
– Ты всё путаешь. Ведьм две, а не одна. Это не кто иной, как те злодейки, что сожгли Совин, – щёки у толстяка затряслись от возмущения.
– Так первую же казнили в Долгую ночь. Я сам видел!
– На то она и ведьма, чтобы спастись даже от огня, – возразил толстяк. – Они поселились в деревне и людей там жертвуют своим богам. Трёх детей уже зарезали!
Милош подошёл к костру и присоединился к остальным слушателям. В сердце вспыхнула надежда, что он услышал рассказ не просто о какой-то знахарке или беглой колдунье, а о чернокосой невыносимой девчонке. Он прислушался к разговору, надеясь уловить что-то ещё, но ни один из собеседников даже не знал ни названия деревни, ни имён этих ведьм.
– Какая разница, как называется эта деревня, раз она не в Рдзении? А в Ратиславии, видит Создатель, вот-вот опять начнут собираться шабаши.
– С чего бы? – встрял в разговор Милош.
– А с того, что княжеская бабка ведьма, а прошлой осенью новый Великий князь, говорят, в полюбовницах держал тоже ведьму, – пояснил худощавый.
– Ту, которую теперь младший княжич с собой таскает? – запутался его собеседник.
– Да, скорее всего, ту же самую. Где ведьмовство, там и блуд.
Шальная улыбка коснулась губ Милоша, и вспомнились ночи на тесной кровати в доме целителя. Худощавый удивился бы, насколько не блудлива оставалась Дара до встречи с Милошем, как забавно она смущалась поначалу.
Вскоре разговор о ведьмах прервала закатная служба, и Милош, постояв для виду с остальными вокруг сола, вернулся к Стжежимиру.
– Ну что? Создатель послал тебе какое-нибудь решение? – насмешливо спросил учитель.
– Можно сказать и так. Я попробую устроиться на службу к ратиславскому князю. Дара… не морщись, учитель, ты и так похож на сморчок, Дара говорила, что при княжеском дворе раньше жил чародей, только это скрывалось от всех. Надеюсь, мне тоже найдётся место.
Стжежимир не смотрел на Милоша, да и глаза его трудно было разглядеть под сведёнными вместе бровями.
– Вали, – буркнул он недовольно, и стало ясно, что учитель обиделся.
Милош подсел ближе, хотел обнять вредного старика, но передумал.
– Мне пора идти своим путём, – сказал он. – Разве не ты хотел возродить Совиную башню?
– Её разрушают, – вдруг сказал Стжежимир. – Совсем, до конца. Говорят, вчера начали ломать то, что осталось после пожара.
– Видишь, нам не осталось здесь места, и другим чародеям тоже.
– Что тебе с того?
Милош мог бы рассказать о глупых мечтах мальчишки, который желал отомстить убийцам своей семьи, восстановить Совиную башню и собрать вокруг себя могущественных чародеев, но побоялся быть обсмеянным. Старик был прав, вдвоём они немногое могли изменить.
– Быть может, в Ратиславии будет иначе?
Учитель посмотрел на него, как на юродивого.
– Совсем сдурел, – заключил он. – Во-первых, там война, и скоро князей сметут степняки. Во-вторых, как вообще можно связаться с ратиславцами? Тебе Дары не хватило?
– Посмотрим, – помотал головой Милош. – Давай уже спать. Подвинешься?
– Вот мне, старому человеку, ещё с тобой ютиться на драном тюфяке, – проворчал, засыпая, Стжежимир. – Милош, слышишь?
– М-м-м?
– Береги себя. Я тебя не для того тащил все эти годы, чтобы ты помер в какой-нибудь ратиславской дыре.
– Постараюсь, – пообещал Милош.
– Вставай!
Дверь распахнулась резко и грохнулась о стену. В комнату влетел Гжегож, следом за ним Длугош. Первый был взволнован и зол, второй сонлив и измотан.
Разъярённый Гжегож кинулся к Ежи. Тот и пискнуть не успел, как его схватили, как кутёнка, за ворот рубахи и стащили с тюфяка.
– Что ты рассказал Венцеславе? – прорычал Гжегож.
Сон как рукой сняло. Злое лицо, точно оскалившаяся собачья пасть, было совсем рядом, Гжегож разве что челюстью не клацал.
В горле встал ком. Ежи не мог найти подходящих слов, только подумал, что его теперь казнят, успел пожалеть, что погубил самого себя ради красивой девушки. Дурак.
– Говори, выродок, что ты рассказал ей?!
– Всё, всё рассказал, – жалобно воскликнул Ежи, и когда Гжегож кинул его со злостью на пол, одумался и добавил: – Всё, как ты мне велел, так и рассказал. Что я теперь на кухне и от всех скрываю, что раньше у Стжежимира служил.
От стыда горели щёки. Ежи сидел на полу, не смея поднять головы. На глаза навернулись слёзы.
Глава Тихой стражи стоял рядом, видно было, как он сжимал и разжимал кулаки.
– Только это, значит, – процедил он. – С чего бы тогда белая курица почувствовала, что задницу припекает? – плюнул с отвращением Гжегож.
– Объясни хоть, что случилось, – широко зевнул Длугош, провёл рукой по немытым волосам.
Глава Тихой стражи прошёл к своему столу, уселся на стул, вытянув ноги.