Современная африканская новелла

Оконкво и Океке внимательно следили за тем, как банкомет тасовал карты и раскладывал их на полу. Подумав минуту-другую, Оконкво взял одну карту. Оказался пиковый туз — он выиграл. Новичкам везло, и скоро Оконкво и Океке вместе выиграли сто фунтов.

— Ну, на сегодня хватит, — сказал хозяин, передавая им сотенную бумажку. — Счастливые вы. А завтра еще и грузовик достанете. Ну и везет вам, братцы!

Гости ушли. Постелив Оконкво и Океке в гостиной и пожелав им спокойной ночи, хозяин сам отправился на боковую.

Когда, по его расчетам, Оконкво и Океке должны были уже заснуть, хозяин тихонько отворил дверь и заглянул в комнату. Мешок был привязан цепочкой к креслу. Он прикрыл дверь, но скоро вернулся назад не в силах побороть искушение. Завтра он выудит у этой деревенщины кучу денег. Оконкво и Океке храпели что есть мочи. Хозяин подумал, что такие простофили ему еще никогда не встречались. Грузовик стоит семьсот пятьдесят фунтов. И эти семьсот пятьдесят фунтов, что лежат сейчас в мешке, считай, у него в кармане. «Завтра, завтра, — думал он, неслышно прикрыв дверь и укладываясь в постель, — завтра я стану богачом…» Но, когда утром он пошел будить своих гостей, в комнате никого не было!

…В вагоне скорого поезда Оконкво и Океке совершали утренний туалет.

— Еда, ночлег даром да еще сто фунтов в придачу, — приговаривал Оконкво, плеская воду на лицо.

— Когда они только поумнеют! — вторил другу Океке. — Зеленые ребята — ну, прямо как незрелые груши. Даже дверь запереть не удосужились!

Так они болтали, а поезд убегал все дальше. На дверной ручке покачивался полегчавший мешок: камни и старое тряпье, принесшие друзьям целых сто фунтов, остались на насыпи.

Онуора НЗЕКВУ

(Нигерия)

МАТЬ

Перевод с английского А. Александрова

Старую Веронику Икенга провели в комнату для посетителей, и кто-то послал за Патриком.

— Что же ты со мной делаешь?! — вскричала она, едва он ступил на порог, неузнаваемый в своем монашеском одеянии.

— Матушка, я не вправе даже решить что-нибудь без того, чтобы вы или дядя Ононье не вмешивались в своих вечных попытках сделать из меня то, что, по-вашему, мне больше пристало?.. — Он пожал плечами.

Она смотрела на него во все глаза.

Ах, вот оно что! Так, значит, ты вправе погубить саму жизнь, которую твой отец и я дали тебе!? А ты подумал, что за ужасную вещь ты совершаешь, пытаясь положить конец целому роду? Тебе не пришло в голову, что своим поступком ты выставишь на посмешище всех твоих родственников и ославишь нас на весь Адо? Не приходило тебе в твою умную голову, что ты позоришь нас, что пойдет молва, будто ты евнух или невольник? Ну чем, чем достойным оправдать все, что ты натворил?

— Не вижу дурного в том, что я ступаю на стезю, по которой следуют и другие, — сказал он сухо.

— Ты подумал, — спросила она, понижая голос, — что ты восстанавливаешь против меня всю отцовскую родню? Ведь они уверены, что ты сделал это по моему наущению. Ты убиваешь меня — это тебе понятно? Убиваешь!

— Вы сами знаете, у меня и в мыслях такого не было, — ответил он.

— Тогда оставь это место и возвращайся!

— Нет, мама.

— Мой сын, ты знаешь, я люблю тебя и готова отдать жизнь, чтобы ты был счастлив. Я прошу об одном: возвращайся и женись, роди двух детей, которые продолжат наш род, и большего мне не надо. И ты оправдаешь меня перед судом твоих праотцев и докажешь всем, что ты не евнух, ты родишь детей, и мы будем счастливы. И каждый из нас пойдет своим путем, ты — к своему священству, а я стану смотреть за своей невесткой и своими внучатами…

— Нет, мама. Нельзя стать духовным лицом после женитьбы. Вы должны радоваться душой, что Он позвал меня служить Ему и я внял. Я сделал все, чтобы вы благоденствовали в мире, и верьте, вы ни в чем не будете нуждаться. Я положил для вас три тысячи фунтов. И каждый месяц банк будет выдавать вам достаточно, чтобы вы жили королевой. Чего же вам еще?

— Твои деньги не нужны мне без тебя. Чего же мне еще!? Я хочу спасти тебя от наихудшего из преступлений, кем-либо совершавшихся в Адо, — не дать погубить целый род, будто некому продолжить его! Было время, и не так давно, когда в семьях, которых небо обделило юношами, девушки сами вызывались не выходить замуж. Они жили в доме своего отца и рожали для своей семьи. Слушай же, слушай… Жены, которым было отказано в счастье родить сыновей, поощряли супругов взять вторую, третью и даже четвертую жену, только бы одна из них вошла спасительницей и родила сына! Главным всегда было иметь детей, особенно мальчиков, которые и посылаются нам ручательством продолжения рода. И вот ты увиливаешь от долга, который твой же бог возложил на тебя, а еще называешь себя мужчиной!

Она умолкла, слезы катились у нее по лицу.

— Слушай, — сказала она. — Я не хочу, чтобы угас род Ионы Икенга, не хочу, чтобы ты был в нем последним. Мне нужен сын, продолживший бы дело отцов. Почему ты говоришь «нет», если я дала тебе совершить это…

— Я выслушал вас, мама, — скучно сказал Патрик. — Вы поставили меня перед трудным выбором, и мне нужно время подумать.