Современная болгарская повесть

Я накинула чье-то пальто и вышла на балкон. На другой стороне улицы толстый мужчина и голосистая женщина в нейлоновом фартуке при свете фонаря мыли автомашину. Шланг тянулся из окна кухни, где у крана дежурил некий невидимый Пламенчо, которому мужчина бросал громкие флотские команды.

— Стоп воду! Дать воду!

Кто-то неслышно остановился рядом со мной.

— Вышли подышать?

Я обернулась. Это был наш старичок. В полумраке, словно лезвие ножа, белел краешек платочка в верхнем кармане его пиджака.

— Знаете, чем я хочу с вами поделиться? Все мы принесли Жиковой подарки, но каждый сам по себе. А ведь было бы лучше, если бы мы преподнесли ей что-нибудь сообща, от имени всего преподавательского коллектива.

Старик оживился, задвигал локтями, не вынимая рук из карманов.

— Я еще не вручил ей своего подарка, оставил в прихожей. Можно было бы его…

— А что это? — осторожно спросила я.

— Радиоприемник, — спокойно ответил он. — Настольный радиоприемник «Мелодия» в ореховом корпусе.

Он стоял, прислонившись к шершавой стене, и ждал моего ответа, а я не знала, что сказать, и только смотрела на его расплывающееся в сумраке лицо да сжимала холодные прутья решетки.

— Ну, я пойду, — обиженно проговорил старый инженер, и я осталась одна.

Сквозь стеклянную дверь балкона я видела, как он, раздвигая танцующих, пересек комнату и вскоре вернулся, неся перед собой продолговатую коробку, крест-накрест перевязанную бечевкой. Слов его я не слышала, но видела, как мои товарищи быстро и виновато переглянулись.

— Не удивляйся, — говорила мне Андреева, когда мы, возвращаясь, шли по опустевшей ночной площади. — Когда он вручал радиоприемник, ты, верно, представляла себе его спички. Правда?

Она подождала, пока я скажу «да», и продолжала:

— А теперь, увидев его снова за спичками, ты сможешь представить себе, как он преподносит свой подарок?

И, не дав мне времени ответить, переменила тему разговора. Наверное, за свою многолетнюю учительскую жизнь она поняла, что дольше всего мы помним именно те вопросы, на которые нам не удалось ответить.

У витрины часового магазина двое цыган накручивали поливальный шланг на огромную скрипящую катушку. Не разглядев в темноте возраста Андреевой, один из них, высокий, бросил нам вслед грубость.

— Вот так же было прошлой зимой, когда мы с дочкой шли из театра, — грустно проговорила Андреева.

Я была удивлена. О дочери я слышала впервые.

— Как, тебе еще никто не рассказал, что у меня есть замужняя дочь, которая живет в Праге? И что вот уже месяц, как я бабушка?

Но я уже плохо понимала ее слова. Наши окна на седьмом этаже были темны. Даже ложась спать, Михаил оставлял на кухне свет, потому что я как-то сказала, что, возвращаясь с работы, люблю издалека видеть свет в нашем окне.

Лифт застрял где-то между этажами. Я бегом взбежала по лестнице. Михаил еще не возвращался, я поняла это сразу, как только отперла дверь. На вешалке не было его ватника, не было и того влажного рудничного запаха, который пропитывал воздух прихожей.

Я попробовала проверять тетрадки, но все время прислушивалась, не щелкнет ли замок, и буквы прыгали у меня перед глазами. Взяла книгу… Наконец, вышла на балкон. Второй раз в эту ночь на тот же осенний холод, но сейчас я его не замечала. Лишь много времени спустя я спрятала руки в карманы и в левом нащупала гладкую головку ключа. Секретный польский ключ «лучник»… «Прости, что мы так долго жили в гостинице», — сказал мне тогда Михаил.

Часы на башне шахтоуправления пробили один раз. Час ночи или половина какого-нибудь другого часа. У подъезда остановился газик. Я знала его, по утрам он заезжал за Михаилом. Медленно отворилась дверца. На секунду я замерла при мысли, что из машины может выйти кто-нибудь другой… Вышел Михаил.

Не дай бог, чтобы с нашими близкими когда-нибудь случилось то, что приходит нам в голову в тягостные часы ожидания.

Я встретила его на лестнице. Распахнула испачканные полы его ватника, сунула руки под свитер и крепко обняла.

— В туннель прорвалась подпочвенная вода, — где-то высоко надо мной прошептал голос Михаила. — Я никак не мог тебя предупредить, что задержусь.

Я разрешила ему отвести меня наверх. Это потом я буду расспрашивать его об этой гадкой подпочвенной воде, выяснять, насколько она страшна и надолго ли задержит прокладку туннеля. Сейчас мне нужна была только его живая рука. И, чувствуя в горле горячую волну, я впервые с необычайной силой захотела, чтобы у нас с Михаилом был ребенок.

15