Современная китайская проза

Коньки свободно скользили по льду, как шасси у взлетающего самолета. Это и есть настоящее счастье! Кто умеет скользить по льду, тот рано или поздно оторвется от земли и взлетит…

Коньки — давно позабытые друзья! Ваши тонкие лезвия выдерживают вес человека — и справляются. Чтобы быстро скользить на узеньких полосках стали, нужно соблюдать равновесие. Чем отличается каток от подмостков, на которых проходит человеческая жизнь? Неведомо, когда ты споткнешься и упадешь, далеко ли тебя забросит судьба, а подымешься — скользи снова. Ты же всегда мечтала, чтобы люди смело вставали и выпрямлялись…

Ты бежишь, ты летишь, ты стремительно бороздишь лед, словно ты родилась на свет для того, чтобы чертить по льду борозды. Так разве же не вышли вновь на лед звезды фигурного катания и чемпионы хоккея? Впрочем, это неважно; совсем неважно, потому что залитый водой лед за одну ночь стирает с себя все накопившиеся борозды и шрамы. Они остаются только в истории спорта, а катку страшны безлюдье и пустота, а не свистящий звук разрезаемого льда…

Рядом с ней схватились двое — в красном и в голубом. И не успели зрители опомниться, как один из них вылетел за зеленый бортик и бухнулся в снег под большим тополем; парень катился прямо к ней. Зрители закричали в тревоге; Циньцинь бросилась поднимать пострадавшего.

— Ушибся? Больно? — взволнованно спрашивала она, стоя в снегу на коленях. Парень был очень бледный.

— Ничего, — с трудом проговорил он. На лбу у него пульсировала жилка. Он напрягся всем телом, уперся руками в снег и поднялся, как раненый боец. Он стоял в глубоком снегу, и пар шел у него изо рта. А к нему уже со всех сторон бежали: зрители, игроки, тренеры.

— Здорово ушибся?

— Озверели, бесстыжие, сталкиваются лбами, думают таким образом счет изменить, — возмущенно кричал кто-то.

— Ну и ну! — вдруг крикнул пострадавший. — Я и не знал, что у меня такие крепкие кости! Потрещали — и ничего!

Он зашагал к бортику и ловким движением перемахнул через него.

До чего же знакомый голос! И лицо тоже. Облокотясь о бортик, парень смотрел на нее с благодарной улыбкой.

Она едва сдержала готовый вырваться крик. Как он попал сюда? Несчастный, замученный, он еще может шайбу гонять? В хоккейных доспехах его не узнать, закован, как средневековый рыцарь. Неужели это он, скромный и молчаливый, а здесь сильный и дерзкий. Она ни за что не поверила бы, если бы не увидела собственными глазами. Сколько энергии и силы! «Я не знаю тебя, но хорошо помню. Ты — сирота, рос без матери».

Он смешался с толпой спортсменов — игроков одной команды не различишь, разве что по номеру. Бывает, что два человека похожи друг на друга как две капли воды, но стоит им заговорить — и каждый самим собой становится. Простой слесарь, а шайбу гоняет. Когда же он успел выучиться? Еще в школе. Рос без матери, кто же ему купил коньки? Где же он? Теперь не узнаешь. Наверное, тот, кто быстрее всех бегает, как олень…

— Цзэн Чу! — крикнула Циньцинь. Но голос ее потонул в общем шуме, и она смутилась, покраснела.

Олень поскакал по льду, и шайба застучала звонко, как бронзовый колокольчик на его рогах.

— Циньцинь! — раздался отчаянный голос, и вместо бегущего оленя появился Фу Юньсян. — Циньцинь!

Он кричал так, словно произошло землетрясение. Ей в голову не могло прийти, что он найдет ее здесь. Видно, обежал весь город. Вид у него был жалкий: без шапки, уши красные от мороза, на редких усах сосульки…

— Ты… — Он не мог говорить, задыхался, губы дрожали.

Она смутилась и невольно опустила глаза, ей стало стыдно. Он никогда не сделал ей ничего дурного, почему же она с ним так поступила? Ведь все равно конец будет один, зачем же она убежала из фотографии? Зачем заставила его метаться по городу, мерзнуть, искать ее, волноваться?

— Пойдем! — зарычал он, словно разъяренный медведь.

Она огляделась, отошла от бортика. Ей не хотелось, чтобы их видели. В это время снова раздался восторженный рев: матч кончился. Кто выиграл: красные или голубые? Конечно, голубые. Ведь он голубой.

— Пойдем! — Он грубо схватил ее за руку. Мимо пробегали возбужденные болельщики, и Циньцинь все время оглядывалась, опасаясь, как бы Цзэн Чу ее не заметил.

— Ну почему ты так сделала, скажи? — Фу Юньсян стучал зубами от холода.

Он не может выйти так быстро, ему еще надо переодеться, надеть свою черную промасленную куртку.

— Скажи — почему?..

Стоять здесь нельзя, никак нельзя. Черная куртка…

— Пойдешь или нет? — заорал Фу Юньсян грубо, с угрозой в голосе и своей громадной кистью так стиснул ей руку, что она пальцем пошевельнуть не могла. Циньцинь еще раз огляделась по сторонам и послушно пошла за Фу Юньсяном.

На трамвайной остановке было полно народу: как раз кончилась смена.

— Отпусти, я сама пойду. — Циньцинь вырвала руку.

Фу Юньсян прислонился к стволу облетелого вяза и молчал в изнеможении. Ей вдруг стало его жаль. Сейчас он скажет: «Я тебя люблю, ты же знаешь». Он ее любит, а она его нет. Надо было давно ему об этом сказать, а она зачем-то тянула. Неожиданно для нее Фу Юньсян зло произнес:

— Ты обманула меня! — И губы у него задрожали.