Современная жрица Изиды

Черезъ четверть часа я уже бесдовалъ съ Еленой Петровной, какъ будто зналъ ее давно, и вся ея несуразная, аляповатая фигура мн ужь начинала нравиться. А глаза ея глядли такъ ласково и въ то же время такъ пристально меня разглядывали.

Я объяснилъ ей, что меня къ ней привело не праздное любопытство, что я занимаюсь мистической и оккультической литературой и прихожу за отвтомъ на многіе, крайне серьезные и нужные для меня вопросы.

— Что бы васъ ни привело ко мн,- сказала она, — я ужасно рада познакомиться съ вами — вдь я русская — а если вы притомъ за серьезнымъ дломъ, то будьте уврены, что я вся къ вашимъ услугамъ. Чмъ могу, пособлю съ превеликимъ моимъ удовольствіемъ!

Такъ она и сказала, и засмялась добродушнымъ, хорошимъ смхомъ.

— Вамъ придется, Елена Петровна, начинать со мною съ азовъ — я знаю о васъ, о вашихъ трудахъ и о вашемъ «обществ» только то, о чемъ вы сами печатали въ «Русскомъ Встник».

— Ну, батюшка вы мой, — перебила она, — съ той поры много воды утекло. Общество-то наше тогда только еще вылуплялось изъ яичка, а теперь…

И она горячо стала разсказывать мн объ успхахъ теософическаго движенія въ Америк и въ Индіи, а въ самое послднее время и въ Европ.

— На долго вы здсь? — спросилъ я.

— А и сама еще не знаю… Хозяинъ послалъ…

— Какой хозяинъ?

— Мой хозяинъ, учитель, гуру мой, ну назовите его хоть Гулабъ Лалъ-Сингомъ изъ «Пещеръ и дебрей Индостана».

Я вспомнилъ во всхъ подробностяхъ этого Гулабъ Лалъ-Синга — это таинственное существо, о которомъ она разсказывала русскимъ читателямъ такія невроятныя вещи, существо, достигнувшее высшаго предла человческихъ знаній, производящее поразительнйшіе феномены. Я вдругъ почувствовалъ, что начинаю терять почву. Я нисколько не боюсь ничьей улыбки, заявляя, что и тогда признавалъ и теперь признаю возможность существованія гд бы то ни было, хоть бы, пожалуй, въ пещерахъ и дебряхъ Индостана, такого человка, знанія котораго далеко превосходятъ все, что извстно современной нашей наук. Еслибы я наврное зналъ, что такого человка не можетъ быть, — я имлъ бы основаніе, посл первыхъ ея словъ о хозяин, продолжать разговоръ съ нею только въ виду цли разоблачить ея ложь и обманы. Но тогда я былъ очень далекъ отъ подобной цли.

Елена Петровна говорила о немъ, объ этомъ своемъ «хозяин», очень просто, какъ о самомъ обыкновенномъ явленіи. Я, наконецъ, вдь и стремился къ ней главнымъ образомъ затмъ, чтобы узнать о немъ какъ можно больше. И все-таки, несмотря на все это, я почувствовалъ сразу что-то, какую-то неуловимую фальшь — и меня всего будто обдало холодной водою.

— Елена Петровна, — сказалъ я, — выслушайте меня и, если вы умете глядть на человка и его дйствительно видть, то убдитесь, насколько слова мои серьезны. Я прихожу къ вамъ совсмъ искренно, безъ всякой задней мысли, съ большимъ душевнымъ запросомъ, прихожу затмъ, чтобы получить отъ васъ исполненіе того, что вы общаете, чмъ вы маните въ вашихъ разсказахъ «Изъ пещеръ и дебрей Индостана». Если вы можете — отвтьте на этотъ мой душевный запросъ серьезно, общайте мн это, — если не можете или не хотите, — это все равно, будемъ знакомы какъ соотечественники, какъ собратья по перу, но пусть о разныхъ чудесахъ и о вашемъ Теософическомъ Обществ не будетъ разговоровъ между нами.

Она не сразу мн отвтила, но загадочно и долго глядла мн прямо въ глаза своими магнетическими свтлыми глазами, а затмъ торжественно произнесла: «Могу!» — и протянула мн руку.

— Извините, — сказала она, вставая, — я сію секундочку вернусь, только надо приказать Бабул, моему слуг, индусу, который вотъ вамъ двери отворилъ, позаботиться о моемъ обд, не то я голодная останусь.

Она ушла и вернулась черезъ дв, три минуты.

— Ну-съ, мой милый соотечественникъ, государь вы мой Всеволодъ Сергевичъ, — добродушно улыбаясь начала она, садясь передо мною, — небось вы мн не врите, а между тмъ разъ я сказала, что могу, такъ значитъ — могу и хочу! Я вдь ужь, хоть врьте, хоть не врьте — мн-то что! — васъ знала раньше, чмъ П. мн написалъ, я знала, что васъ ко мн притянетъ. Слушайте!

Она какъ-то взмахнула рукою, подняла ее кверху, — и вдругъ, явственно, совершенно явственно я разслышалъ гд то надъ нашими головами, у потолка, очень мелодическій звукъ какъ бы маленькаго серебрянаго колокольчика или эоловой арфы.

— Что же это значитъ? — спросилъ я.

— А это значитъ только то, что хозяинъ мой здсь, хоть мы съ вами его и не видимъ. Онъ говоритъ мн, что вамъ можно довриться и чтобъ я сдлала для васъ все, что могу. Vous ^etes sous sa protection отнын и во вки!

Она глядла на меня, прямо мн въ глаза, и ласкала меня своимъ взглядомъ, своей добродушной улыбкой.

— Такъ-то-съ, сударь мой!

Она мн невольно все больше и больше нравилась. Меня влекла къ ней сразу явившаяся симпатія, а между тмъ, еслибы ея «хозяинъ» дйствительно былъ здсь и проникалъ въ суть вещей и человческихъ мыслей, il ne m'aurait pas pris sous sa protection, такъ какъ я спрашивалъ себя: зачмъ звукъ колокольчика раздался не сразу, а посл того, какъ она ушла и вернулась?

— Вы говорите по-англійски? — спросила она.