Современники

— Получил я Москву, — улыбаясь, говорит Чумаченко. — Нужный номер мне подсоединили. Ответил дежурный по клинике: что, мол, вам нужно? Я говорю: «Мне профессора такого-то, для консультации». А дежурный меня огорошивает: «Такой-то профессор сам лечится на курорте, в Сочи». Я даже крякнул от досады. А она… Вы знаете, что сделал сидящий здесь врач? Она заплакала в три ручья… А тут еще, как всегда водится — с междугородной, на самом интересном месте переговоров шум, треск — и пока я тряс трубку да дул в нее, какой-то деревянный голос объявил: «Прекращайте разговор, ваше время истекло». Я рассвирепел: «Как истекло? Как вы смеете прерывать! Речь о человеческой жизни идет! С Волго-Дона говорю!» И вы знаете, я такого эффекта не ожидал. Тот же деревянный голос с московской междугородной переспрашивает: «С Волго-Дона? Минутку, соединяю». И опять у телефона клиника. Дежурный уже узнал меня. Правильно, говорит, такой метод существует, испытан, но сам он, дежурный, специалист по костному туберкулезу и подробностей лечения не знает, консультировать не может. Спрашиваю: «Какой адрес санатория, в котором находится профессор?» Дежурный даже зарычал от досады: «Вы с ума сошли! Старик второй год в отпуску не был. Разве можно нарушать его отдых!»

Тем временем я уже в уме проанализировал свой успех у междугородной девушки с деревянным голосом и понял, что Волго-Дон — слово магическое. Я и дежурному режу: «Как это вы нам адрес не скажете — это же с Волго-Дона говорят!» Он: «Неужели с самого Волго-Дона, прямо оттуда?» — «А как же, — говорю, — именно оттуда… Мне, — говорю, — сейчас в окно шлюз самый знаменитый виден». Слышу, он торопливо шуршит бумагой. «Запишите, — говорит, — адрес: «Сочи, санаторий «Приморье», палата три, номер телефона такой-то…», и «извините, — говорит, — я не знал, что с Волго-Дона»…

— Наконец-то адрес у нас! Обрадовалась я страшно, — прерывает девушка-доктор и украдкой смахивает влагу со своих длинных ресниц. — Но тут новая беда: заказ кончился. Телефонистки на нашей переговорной, оказывается, уже все свои капиталы истратили, платить за разговор нечем. Этот гражданин умоляет: «Девушки, займите где-нибудь, пожалуйста! Завтра я всей вашей смене по флакону «Магнолии» вручу». Тут он, конечно, совершил страшную бестактность, и ему за эту «Магнолию» от них правильно попало. Но они все же куда-то там сбегали, денег заняли. Звонок… Сочи, санаторий «Приморье» на проводе. Он обрадовался да как рявкнет в трубку: «Говорит Волго-Дон!»

— Ну, так-то я, положим, не сказал. Но верно, чтобы скорее их там расшевелить, говорю: мол, на проводе строительство Волго-Дона. «Нам срочно, — говорю, — требуется к телефону отдыхающий у вас академик такой-то». Там старушка какая-то ласковая подошла. «Сейчас, — отвечает, — у нас ночь, академик спит, да и не профессор, не академик он тут, а отдыхающий, беспокоить его нельзя. А для разговора отдыхающих по междугородному телефону существует один день в неделю, и именно воскресенье, и именно с шестнадцати до двадцати часов». Тут уж я действительно рассердился. «Что же, — говорю, — о помощи стройкам только на собраниях хорошие слова говорите, а как до дела дошло — по воскресеньям с шестнадцати до двадцати?» Слышу, обиделась старушка. «При чем, — говорит, — тут стройки и какое отношение они имеют к профессору-педиатру?» — «А как же, — говорю, — вы предполагаете, что у нас тут гигантские машины сами работают, без людей? Люди строят, а у людей — дети, и дети эти могут опасно болеть и даже быть при смерти». Сдается старушка: «Не знаю уж, как быть, у нас очень строго». А я напираю: «А вы не раздумывайте — будите профессора, скажите: Волго-Дон, мол, на проводе, пусть он сам решает!» И что же вы думаете? Минуты не прошло, слышу сиплый старческий бас: «Ну, кто там с Волго-Дона? Что стряслось? Профессор такой-то слушает».

Девушка-врач улыбнулась: