Современные классики теории справедливой войны: М. Уолцер, Н. Фоушин, Б. Оренд, Дж. Макмахан

Следующий значимый этап развития доктрины справедливой войны связан с обращением к этой доктрине представителей Саламанкской школы. Франсиско де Витория ― один из наиболее видных представителей второй схоластики ― столкнулся в XVI в. с проблемой оправдания испанских экспансий в Старом и в особенности в Новом Свете и должен был сделать его, как это изящно определила Ю.В. Иванова, «достоверным и убедительным как с богословской, так и с правовой точки зрения»[131]. Решению этой задачи были посвящены прочитанные в 1538–1539 гг. лекции «Об индейцах» («De Indis») и «О праве войны» («De iure belli»

)[132], в которых Витория совмещает августинианско-томистскую доктрину справедливой войны с учением об универсальности естественного права (jus naturale) и, в частности, норм jus ad bellum.

Это означало, что даже в столкновениях с нехристианскими народами, например, индейцами Америки, необходимо было соблюдать правила справедливой войны. Витория отвергает традиционные для его времени представления о распространении веры или расширении империи как справедливых причинах войны. Можно сказать, что подобная постановка вопроса действительно свидетельствует о «духовном мужестве» Витория, как об этом пишет К. Шмитт[133], и революционности в выборе ракурса рассмотрения проблемы правового обоснования захвата земли (но не способа её решения). Индейцы не подчиняются власти императора и папы, не знают христианской веры, однако всё это, по мнению Витория, не делает их законным объектом завоевательной политики испанцев.

Принимая во внимание, что коренные народы Америки не знают Священного Писания и не могут ориентироваться на нормы, постулируемые в нём, Витория стремится выявить ту область права, которая обладала бы одинаковым значением для всех народов земного шара, чтобы дать именно юридическое обоснование действиям европейцев. Саму же идею о существовании общих принципов, характерных для всех народов, Витория берёт из томистского и, соответственно, аристотелевского представления об универсальности общительной и политической природы человека. В результате Витория действительно находит объединяющую рамку, позволившую оценивать действия каждого представителя рода человеческого: такую функцию выполняет право народов (ius gentium). Исходя из представления об общности права народов, Витория и выстраивает свою концепцию войны.

Восстановление справедливости и защита общественного блага ― специфическая обязанность, которая возлагается на государство. Исполнение этого долга иногда требует от государства участия в агрессивной, наступательной войне (в то время как оборонительную войну может вести и частное лицо[134]

). Формально, единственной справедливой причиной, обуславливающей применение вооружённой силы, Витория называет претерпевание беззакония или несправедливость (inuria)[135]. Таким беззаконием и несправедливостью может быть только агрессия. Соответственно, ответ на неё всегда справедлив и обоснован. Необходимо, однако, принять во внимание, что незначительная обида не может считаться веской причиной войны, поскольку последствия войны всегда тяжки, но не всякое преступление заслуживает такого сурового наказания. Профессор-доминиканец, таким образом, подтверждает статус ещё одного принципа jus ad bellum

― идею пропорциональности применения вооружённой силы, согласно которой только поистине серьёзное правонарушение может решаться с помощью войны.

Витория называет целый ряд ситуаций, в которых вооруженный ответ становится приемлемой мерой. Помимо самообороны к ним относится ограничение свобод передвижения, общения, коммерции, проповеди и распространения христианской веры, нарушение закона гостеприимства, обеспечение безопасности беззащитных перед лицом нечестивых обычаев (человеческие жертвы, каннибализм)[136], помощь союзникам[137]. Реагируя на эти вызовы, испанцы могут применять силу, в результате чего индейцы и их земли попадают во владение (dominim) европейцев. Иными словами, «право на захват земли возникает, согласно Виториа [sic], лишь опосредованно, а именно в результате обоснования аргумента о справедливой войне»[138].