Современный детектив ГДР

Крейцер уже привык к самым неожиданным превращениям своих «клиентов» и воспринимал их с полной невозмутимостью. Но Арнольд, как человек новый, даже не пытался скрыть, до чего ему претят старания преступника казаться паинькой.

— Расскажите свою биографию, — сказал Крейцер.

— Слушаюсь, господин лейтенант, — угодливо ответил Кривиц, причем ухитрился поклониться сидя. — Я родился тридцать первого октября тысяча девятьсот двадцатого года в Фульсбюттеле под Гамбургом в семье портового рабочего. Мать была прачкой. Мы жили очень бедно, потому что эксплуатация в капиталистическом обществе…

— Понятно, давайте про образование.

— Я ходил в начальную школу, а потом отец послал меня на стройку, где я до начала войны…

— В ученье вас куда-нибудь отдавали?

— Нет, у нас совсем не было денег, мне пришлось сразу пойти на заработки.

— В тридцать восьмом вас призвали в армию?

— Да, и после начальной строевой подготовки меня как отличившегося перевели в двадцать первый десантный полк. Там…

— Покороче, пожалуйста.

— Слушаюсь, господин лейтенант. Как вам известно, я был тяжело ранен над Критом в мае тысяча девятьсот сорок первого года и попал в плен к англичанам. В конце сорок пятого вернулся в Германию, проработал несколько лет на киностудии.

Крейцер заглянул в дело.

— Вижу. Три месяца в одном цирке, потом в другом, потом статистом на киностудии ДЕФА, рабочим сцены, опять статистом. Прямо по морям, но волнам. К судебной ответственности привлекались?

— По-моему, нет.

— Ах, по-вашему. Сорок седьмой год — шесть месяцев за кражу кроликов. Вы еще дешево отделались. Целый ряд хищений следствие не сумело доказать, хотя на вас падали очень серьезные подозрения.

— Прошу прощения, совсем забыл.

— Еще что-нибудь было?

— Нет, с тех пор я исправился.

— Тысяча девятьсот пятьдесят шестой — предупреждение за перепродажу продовольственных товаров в Западный Берлин. Здесь вам тоже удалось уйти от суда. Хотя было много улик и сигналов от населения, что вы вели спекуляцию в больших масштабах. К сожалению, вас не удалось поймать с поличным.

— Все клевета, все оговоры, господин лейтенант. Соседи, знаете, какой завистливый народ.

— О да, Кривиц, я знаю, вы сама порядочность. Как я вижу, вы за девять лет сменили двадцать семь мест работы. Круглым счетом — по три смены в год, не говоря уж о том, что порой вы вообще месяцами тунеядствовали.

— Это я по болезни. У меня сердце не в порядке, вам же известно.

— Мне известно, что вы с пятьдесят девятого получаете пенсию по инвалидности. А зная вас, я могу предположить, что болезнь вы симулируете. Мы предпримем тщательное медицинское обследование, нас не проведешь стародавними уловками, так что не трудитесь глотать мыло, пить воду с табаком или принимать противопоказанные лекарства. И если выяснится, что вы действительно симулянт, я вам не завидую. Социальное обеспечение взыщет с вас незаконно полученные суммы.

— Но мое состояние могло улучшиться, господин лейтенант. У нас ведь на такую высоту поднято здравоохранение, совсем не то что в Западной Германии.

— Да будет вам, просто уши вянут, — остановил его Арнольд, с трудом подавляя ярость.

Крейцер неодобрительно покачал головой.

— Давайте лучше перейдем к вашему последнему преступлению. С чего все началось?

— Я ведь и не хотел вовсе, господин лейтенант. Я сколько лет вел себя хорошо, и ни к чему мне это все было. Я прилично зарабатывал…

— Довольно ходить вокруг да около. Как и когда у вас возникла мысль устроить эту аферу?

— Да понимаете ли, это мой племянник Бруно меня натолкнул. Я видел, как он залез в дачу Першке и вынес оттуда вещи.

— Каким образом видели?

— Из окна, в ночной бинокль.

— А зачем вам вообще понадобился ночной бинокль?

— В нашей местности, видите ли, много заброшенных дач, и молодежь тут шатается всякая. Вот я и решил проследить, чтобы они не забрели на наш участок и не свистнули чего-нибудь.

— А в этом вы весь, Кривиц. Молодежь — надо полагать, парочки, не так ли?

— Ну так. Вы правы. А что с того?

— Как и следовало ожидать, вы не понимаете, что прилично, а что нет. Ну хорошо, значит, Бруно принес машинку. Что было дальше?

— Ну, я взял его в работу. Поначалу я просто хотел, чтобы он отнес машинку назад. Но он разревелся, и мне стало его жалко. У бедняги никогда не бывает ни гроша собственных денег. Он и подсказал мне мысль воспользоваться машинкой, чтобы немного заработать.