Современный итальянский детектив. Выпуск 2

Вьери Раццини

ГОЛОСА

Роман

Vieri Razzini

Giro di voci

© Giangiacomo Feltrinelli Editore Milano, 1986

Перевод Е. Архиповой

Я невероятно удивилась, когда ты отыскал меня здесь, в моем нынешнем убежище, где я рассчитывала скрыться от всех, чтобы наконец-то осмыслить в спокойной обстановке (ты, конечно, понимаешь, все это временно) явления, которые и по сей день меня пугают, — в первую очередь то, что я утратила способность выстраивать мысли в логическую цепочку. Мне хотелось побыть в полном одиночестве, в пустоте, без всякого окружения или фона, так, чтобы никто не сумел меня обнаружить. А оказалось, ты в состоянии почти что с предметной точностью установить мое местонахождение, то есть вообразить себе номер в этой старой, забытой Богом гостинице. Да, все примерно так, как ты себе представляешь: я сижу за столиком, не выпускаю сигареты изо рта, вздрагиваю от малейшего шороха и глаза у меня опухшие. Пока ты не объявился и не потребовал — ну ладно, пускай попросил — все тебе объяснить, я собиралась написать полный отчет в ретроспективном изложении, в форме подробнейшего дневника — о том, что произошло за те три дня. А с момента, когда ты, не подумав о возможных последствиях, сюда проник, я стала задумываться: не сделать ли тебя своим собеседником. Пожалуй, для осмысления случившегося во всей его жестокости и комичности потребуется некая отстраненность или же Verfremdung[1]. А это возможно лишь при наличии собеседника: поскольку он находится рядом и время от времени подает реплики, ты в конце концов начинаешь, хотя бы отчасти, смотреть на события его глазами.

Эта идея не покидала меня с середины дня, и только сейчас, кажется, твой дух перестал бесконтрольно здесь витать. На скрипучем столике мне привезли горячий ужин, и я его с жадностью проглотила. Видимо, это все тот же инстинкт самосохранения (вернее, то, что чудом от него осталось), который привел меня сюда и в настоящий момент вынуждает открыть окно и проветрить комнату.

Не знаю, кому, кроме меня самой, может понадобиться моя писанина. И потом, слова — штука ненадежная, они почти наверняка окажутся не теми или, наоборот, слишком уж теми, поэтому я пока не решила, послать ли тебе мое произведение целиком, или только резюме, или вообще ничего. Я твердо уверилась лишь в одном: моим собеседником тебе не быть. Ты станешь просто-напросто одним из действующих лиц этой ужасной истории. В моем настоящем положении я буду руководствоваться только своим взглядом на вещи: у меня для этого все основания, да и такой подход, в сущности, неизбежен. Если с Verfremdung ни черта не получится — что поделаешь! Как тебе известно, я никогда им не злоупотребляла, а сейчас оно тем более не защитит меня от гнетущего страха.

Первое, что вспоминается мне из того июльского дня, — это человек, вошедший в темный тон-зал. Проходя передо мной, он на мгновение заслонил титры фильма «Мелоди», так что глаз успел выхватить белизну его рубашки в красную полоску на фоне экрана, превратившегося в траурное покрывало, с которого беспрерывным потоком текла кровь. Он сел рядом со мной и представился.

Однако, если рассказывать все по порядку, можно вспомнить и другое — в основном мысли, а также проклятый телефонный звонок, вытащивший меня из-под душа к пустой трубке, еще один, заставивший сломя голову мчаться в студию, что для меня просто мучительно, поскольку я в отличие от других страшно переживаю из-за опозданий. Так вот, мысли… По нелепому стечению обстоятельств (все это очень скоро начнет играть решающую роль), они были связаны с памятью, поскольку я проснулась с ощущением, что от меня ускользает прекрасный сон. Такое со мной случалось часто, и я не могла этого объяснить. Я постоянно твердила себе, что нужно вернуться к старой доброй привычке держать около кровати блокнот для записи только что увиденных снов. Впрочем, затея была бы абсолютно бесполезной, так как в те дни я почти не спала. И все же меня не покидало стремление разобраться в тех часах моей жизни, существование которых стирается в памяти.

Конечно же, я не забыла жару, город, покрытый красной пылью в палец толщиной, город, раскалившийся от неумолимого сирокко под побелевшим небом, полнейшую сушь, и не надо было раздвигать занавески, чтобы убедиться: сегодняшнее утро такое же, как вчерашнее. Это длилось уже несколько дней, потому после первой сигареты просто необходимо было принять душ, и только я встала под воду, как через минуту раздался этот чертов звонок. Вся в пене, рискуя поскользнуться или налететь на жужжащий вентилятор, я подбежала к телефону (автоответчик не был включен), а в трубке пустота.