Современный опыт оглашения, Крещения и воцерковления. Опыт Санкт-Петербургской епархии.

«Христианство само в себе одно; но народы, его содержащие, различны… Мы, русские составляли с греками одну церковь; но мы вовсе не составляли с ними одного духовного целого в отношении к просвещению. Следовательно, у нас христианство могло воспроизвестись в нашем смысле не только несколько отлично от них, но и совсем в своем особом образе».[15] Без учащих нет научения; и по-настоящему научить может лишь тот, кто сам действительно научен…

Отсутствие в древнерусских летописных источниках фактического материала огласительного характера не позволяет исследователям вопроса о крещении Руси св. князем Владимиром идти дальше смелых сравнений и широких предположений, впрочем, не лишенных иногда исторической правдоподобности. Так, например, известный церковный ученый Е. Голубинский считает, что определенное систематическое оглашение нашего народа все-таки имело место: «Когда предстояло крестить целый народ, то, конечно, не могло быть и мысли о том, чтобы везде наставить в вере всех и каждого; в подобных случаях уже по неизбежной необходимости большая часть людей исполняет простой приказ. Но если не было возможности нигде наставить всех, то была возможность везде наставлять некоторых… Можно и должно предполагать, что на те отдельные лица, которые по тем или другим причинам имели особенный авторитет между своими согражданами, было обращено особое внимание посредством людей особенно на это способных».[16]

Очевидно, что последними могли быть только сами крестившие нас греки и возможно помогавшие им священники-болгары.[17] И тех, и других на огромные массы крещаемого населения Руси было явно недостаточно. Через определенный промежуток времени в новой Поместной Церкви, как и в любой другой, появляется своя национальная иерархия; число духовенства растет, но проблема остается. «Пастыри берутся из народа; и если нет просвещения в народе, то неоткуда взять и просвещенных, способных на должном уровне исполнять обязанность учительства, пастырей».[18]

Отсюда естественная слабость древнерусского церковного оглашения: во-первых, потому что с самого начала для катихизации взрослого языческого населения Руси использовалась поздневизантийская практика сокращенного «детского» оглашения (разумеется речь идет о хронологических рамках); во-вторых, даже такие чересчур мягкие требования для вступления в Церковь не реализовывались в огласительной деятельности нашего духовенства не по лености, а по неспособности. И то, и другое положение документально подтверждается нашими церковными источниками XI-ХIII столетий. Так, в новгородской церкви XII века огласительные молитвы для болгарина, половца, чухонца начинались за сорок дней, для взрослого славянина за восемь, молодого же отрока-славянина крестили вовсе без научения, впрочем, с формальной оговоркой, «что, если бы он подготовился несколько дней, было бы гораздо лучше».[19] «Вероятно, предполагалось, — пишет по этому поводу Голубинский, — что инородца язычника гораздо труднее научить начаткам христианской веры, чем язычника русского, который, живя прежде среди христиан, мог приобрести уже некоторые предварительные о ней понятия. Очень может быть также, что имелось в виду и то соображение, чтобы слишком большою продолжительностью приготовления не отталкивать русских, еще остававшихся в язычестве, от принятия христианства».[20]

Если почтенный историк прав, то напрашивается очевидный вопрос: а достаточно ли восьми дней оглашения для вчерашнего, хотя бы и знакомого с христианством, язычника; не свидетельствует ли вековая история русского двоеверия об отрицательных последствиях этой ускоренной катихизации? Увы, но практически всегда духовные законы работают одинаково: чем меньше и поверхностней готовят человека к восприятию Церкви как тайны, тем больше он воспринимает ее как магию… О том, что вероучительного наставления явно не хватало, говорит еще и тот факт, что из сорока дней, отведенных на подготовку к крещению взрослого инородца, собственно «изустное наставление» занимало не больше одной пятой от общего срока. Остальное время оглашения проходило «в молитве и действе пресвитерском»,[21] сообщавшем более ощущения, нежели мысли…

Что же касается «учительной немощи» самих учителей, то здесь недостатка в фактическом материале явно не наблюдается.[22]

К счастью, текстуальное обнаружение этих «грустных» примеров духовного невежества не является задачей данного исследования; а в качестве слабого национального утешения можно сказать лишь то, что другого результата в сложившихся обстоятельствах, для страны еще во многом варварской, просто и быть не могло. «Остается подивиться, — пишет профессор А. В. Карташев, — насколько русскому стихийному человеку казался противным и тот невеликий умственный труд, какой требовался для постижения искусства чтения (что уж говорить о богословских глубинах, — Е. Г.). Предпочитали медленное, путем долголетней практики, механическое затверживание наизусть со слуха всех церковных чинопоследований».[23]