Современный польский, чешский и словацкий детектив

— Говоришь, там в течение трех с половиной дней был поврежден кабель? — повторял Вацек. — И сердились, что ты отнимаешь у них хлеб, да? Говорили, что телефон для них — источник существования? Спасибо, Феликс, пока!… Да, действительно, — обратился он ко мне, -телефон у медиков в те дни не работал. Ну, если я тебе еще понадоблюсь, заходи, Глеб!

Я сердечно попрощался с Вацеком. Во время войны мы вместе партизанили в Келецких лесах.

«Значит, студент говорит неправду. Он или был в сговоре с убийцей, или же ему кто-то пригрозил. Или… сам сделал смертельный укол и вся история с телефоном высосана из пальца, — рассуждал я. — Плащ и фетровая шляпа в мае?! Вот и верь после этого людям. НД первый разговаривал с ним об убийстве на вилле. Просто не верится!»

Я попросил шофера такси немного подождать и из телефонной будки позвонил НД.

— Как? Ты уже вышел на волю? — обрадовался он. — Слушай, позавчера я был с твоим шефом на рыбалке. Он каждого, кого там встречал, просил поплевать на червя! А поймал только старую сандалию. Сперва он сказал, что на удочку попался сом и леска запуталась в корневищах. Мне, как идиоту, пришлось нырять, наглотался ила и воды. Оказалось, что крючок зацепил сандалию доисторической эпохи. Больше я с этим старым чудаком на рыбалку не поеду…

— Теперь послушай ты, — прервал я его. — Твой студент мне не нравится!

— Почему?

— Врет. Говорит, что не поехал делать укол потому, что ему позвонили.

— Ну и что? Ты имеешь в виду, что телефон у медиков был в то время испорчен?

— Именно. А ты откуда знаешь? — Я не мог скрыть удивления.

— Откуда? Ой, Глеб, тебе еще соска нужна… Студенты арендуют комнату в квартире медсестры. Она живет рядом, за стенкой, и у нее тоже есть телефон. В Южном районе, как тебе известно, телефонные кабели временные. И поскольку они часто портятся, студенты заключили с медсестрой соглашение. В телефонном справочнике указано два номера: студенческого общества и медсестры. Когда у них телефон не работает, она оставляет дверь в свою комнату открытой. Тогда тот, кто не может дозвониться по основному номеру, смотрит в справочник и набирает второй… Ясно?

— Понятно. А ты спрашивал, по какому телефону он разговаривал с этим доктором?

— Спрашивал… Позвоню-ка я твоей маме, пусть она введет в твой рацион фасоль. Это полезно для мозга.

Я повесил трубку. Он был скрупулезнее, чем я. Можно было не сомневаться в данных, полученных им в ходе предварительного расследования.

Приближалось время обеда.

— Куда едем? — спросил шофер такси.

Я назвал Горносленскую улицу.

Через минуту с портфелем и пачкой каталогов в руках я ввалился в собственную квартиру.

— Ты свободен или после обеда поедешь на работу? — спросила моя дорогая мамочка, лицо которой так напоминало портрет Уистлера в Лувре.

— Свободен. Но… мне хочется немного прогуляться вдоль Вислы до виллы.

Мы разговаривали так, словно ничего не произошло.

— На письменном столе под стеклом я положила для тебя марку… — сказала мне за обедом мама.

Я не мог утерпеть и, взяв тарелку с десертом, пошел в свою комнату.

— Где ты это купила? Вот уж не ожидал от тебя, мамочка!

Она вырвалась из моих объятий.

— В больнице ты полдня бредил «Колонией Оранжевой реки». И я спросила об этой марке у одного спекулянта возле филателистического магазина. А сегодня он принес мне ее прямо домой. За каких-то пять злотых.

Я немедленно заглянул во французский каталог Ивера. Зелено-голубая «Колония Оранжевой реки» должна стоить не больше десяти-пятнадцати грошей. У меня было прекрасное настроение. Будь я на месте мамы, то заплатил бы и десять злотых. Но мамочке полагается нагоняй. Она не должна пользоваться черным рынком!

— Я ему давала два злотых. Потом два с половиной. Но он объяснил, что с колониями всегда связаны большие расходы. В государственных магазинах колониальных марок нет. Он достал марку в Северном районе Варшавы и потратился на трамвай.

— Наверняка зайцем ехал! — сказал я, сильно сомневаясь в «расходах».

— Ну… в следующий раз ищи себе сам. И не болтай в бреду: «Мама, купи мне «Колонию Оранжевой реки»!»

— Я что-нибудь еще говорил?

— Да. Бредил о «Маврикиях»… Но доктор Кригер рассказал мне: чтобы сфотографировать «Маврикиев» для публикации в каком-то американском журнале, целых два года разыскивали владельцев, так как они скрывались под псевдонимами. Их долго не могли обнаружить.

— Фьюу-у-у! — свистнул я протяжно. Мама ошеломила меня своими познаниями. — Если ты еще что-нибудь узнаешь такое же интересное, надеюсь, расскажешь мне?

Она насмешливо посмотрела на меня.

— Ты этого не знал, всезнайка?

Я прикусил язык. У себя дома не следует показывать свою неосведомленность.

«Интересно, а не станет ли моя мама филателисткой? И будут ли у меня тогда вкусные обеды, будут ли пришиты все пуговицы на рубашках, если — не дай бог! — мама всерьез начнет собирать марки?» — думал я.

Покрутившись немного по комнате, я переодел костюм и вышел на улицу.

Мой драгоценный шеф должен был знать о моем выздоровлении от НД. Но в управлении его не было, он заседал на одном из многочисленных совещаний.