Хорошо выспавшись, я был бодр и полон жизни. Накануне вечером Серена сразу ушла от меня. Сквозь сон я еще слышал, как она ворчит, доставая из комода постельные принадлежности, чтобы перебраться на диван в другой комнате. Воспользовавшись ее отсутствием, я разлегся в свое удовольствие на просторной, как базарная площадь, кровати и, скорее всего, здорово захрапел, так как в каждой ноздре у меня опять было по тюку марли.
Едва протерев глаза, я закурил сигару, нежась в постели. Потом приготовил себе кофе и выпил его в сверкающей чистотой кухне Серены, глядя в окно и пытаясь привести в порядок мысли. Был одиннадцатый час: сияло солнце, погода стояла чудесная. Снег начал подтаивать, с крыш капало. На оконном наличнике чирикали воробьи.
Выпив кофе, я вымыл изящную чашечку, вытер ее чистым полотенцем и поставил на место рядом с Серениной. Потом снова закурил и с сигарой в зубах начал рыться в куче грязных лохмотьев, которые вчера вечером были моей одеждой. Аккуратистка Серена связала все в узел, предполагая, что когда-нибудь я надену это на карнавал. Разгребая мусор, которым были набиты мои карманы, я не без труда нашел записку Парандэрэта.
В ней было всего лишь три имени. Первое вызвало у меня улыбку — это было имя Пороха. Проведя ногтем черту по его имени, я вычеркнул Трясуна из своих планов.
Двух других персонажей я знал только понаслышке. Об Ионеску (имя не было указано, только кличка — Лис), бывшем фокуснике, а ныне владельце ярмарочных балаганов, под прикрытием которых проворачивались самые темные дела и махинации, я слышал много всяких историй. В числе прочего поговаривали, что он навсегда заткнул рот одной из своих наложниц, когда та пригрозила еще большим скандалом, чем тот, который устроила законная любовница.
Второй — Стере Маран по прозвищу Щеколда, хозяин дискотеки на морском побережье, отец и бог мошенников, — зимой, как правило, уходил на дно, отдыхая от трудов и изображая мирного жителя столицы. До следующего сезона он изо всех сил улещивал очередную жертву своих летних матримониальных обещаний.
Однако не исключалось, что он изменил стиль, подогреваемый мечтой о крупном куше, о котором мечтают все воры, мошенники и жулики, особенно на пороге старости. Этот жирный кусок должен быть невероятно большим, чтобы обеспечить уютную, безбедную и безбоязненную старость. А коллекция марок, принадлежавшая Манафу, для многих представителей преступного мира была именно таким кушем.
Вдохновляемый страстной жаждой обогащения, я быстро принял душ, замазал синяки тональным кремом, сменил повязку на пораненной руке, вздыхая по поводу неутихающей боли в плече. Однако от намерения срочно нанести визиты господам с двойной биографией я отказался, пролистав телефонную книгу.
Как жалко, что в ней не указаны клички и профессии абонентов! Не выходя из дому, я нашел бы вышеупомянутого Ионеску по кличке Лис и по профессии грязный аферист, а время от времени, возможно, и уголовник. Проще всего было бы спросить Парандэрэта, он наверняка знал адреса всех переодетых лисиц. Однако мне мешала гордость, а с другой стороны, я понятия не имел, что сталось с тем белокурым Пинкертоном. Если он отделался только трещиной в котелке — чего я желал всей душой! — не повредив память, то этого шакала Парандэрэта непременно взяли под наблюдение. Следовательно, благоразумнее не прибегать к его услугам, а выследить дичь самому… Ни у одного из перечисленных в телефонной книге Ионеску номер не совпадал с тем, который мне дала девица из тира. Несколько раздосадованный, я все же набрал его. Ответили немедленно.
— Господина доктора, будьте добры! — пробормотал я таким голосом, как будто у меня лопнул аппендикс — рудимент былого благополучия.
— Мы тут все доктора, который вам нужен? — глумливо осведомился отставной пономарь, сам больной туберкулезом.
— Это квартира Барбу?
— Нет, это квартира Панаит, Ошиблись.
По непонятной причине в то утро мне везло. Я открыл справочник на букву «П». Номер телефона принадлежал некой Панаит Феличии с местожительством где-то неподалеку от пожарной каланчи. Я зашел к апатичной девице, поблагодарил ее и сообщил, что все в порядке — меня примут завтра. Сопровождаемый ее клыкастой ухмылкой, я отправился в лисью нору. Их светлость временно разместил свою ставку у новой любовницы, на этот раз блаженной Феличии.
Дом с претензией на мавританский стиль в местной трактовке был внушительным, точно бункер, с коваными железными решетками на окнах как первого, так и второго этажа. Двор отделяла от улицы стена выше человеческого роста, покрытая сверху черепицей. Калитка заскрипела так пронзительно, резко, пугающе, что я нарисовал в воображении, как падаю, скошенный длинной очередью автоматического пистолета, не успев пересечь вымощенный бетонными плитами двор и подойти ко входу.