— Не принимайте ее всерьез! — настаивал муж. — Она просто дурачится. Знаете, она слегка перепила, — подмигнул он мне.
— Но и ты от меня не отстал!
— Так оно и есть, — со вздохом подтвердил муж. — Сам не знаю, как из меня печенка не вылезла.
Он поставил перед нами два бокала. Две соломинки — зеленая и красная — торчали из них, как былинки из пасти задумчивого осла.
Я никогда не считал себя лучше других и не учил жить тех, кто казался чудаковатым и беспомощным. А зануды сами сторонились меня из-за чересчур легкомысленного вида. Я руководствовался принципом, что нет человека глупее меня, и до сих пор ни разу не пожалел об этом.
— Хочу круглый дом, — вдруг потребовала чертовочка, ткнув меня в плечо костлявой рукой.
— Пизанская башня тебя устроит? Она надулась:
— Ну вот еще. Я там с кровати буду падать. Неожиданно моя новая знакомая отвернулась и принялась
колоть соломинкой ухо бармена, говорившего по телефону. Я воспользовался маленькой передышкой и огляделся. В просторной комнате кроме бара стоял только маленький столик, за которым резались в карты. С потолка свисала тусклая лампочка без абажура. Зато в соседней комнате бушевало море пестрых огней и несколько молодых пар тряслись в оглушительном грохоте музыки.
Это были самые обычные люди, по отдельности каждый из них выглядел вполне нормально. Однако вместе они напоминали сборище умалишенных — до того смешно, нелепо были одеты. Представительницы прекрасного пола нарочито вызывающе раскрасили лица: фиолетовые губы и начерненные глаза контрастировали со снежной белизной щек. Говорили много, вели себя развязно и шумно.
— Это что, карнавал? — спросил я у чертовки.
Положив головку ко мне на плечо, она болтала в стакане длинным тонким пальцем, пытаясь утопить маслину, которая никак не хотела опускаться на дно. Не поднимая глаз, ответила:
— В воскресенье — святой Павел, Они начали вчера и будут гулять до воскресенья.
— И ты хочешь от них не отстать?
— Страшно хочу!
— Послушай, жена, — вмешался в разговор бармен, — по — моему, ты уже достаточно нализалась, Может, хватит?
— Я брошенная женщина, — принялась она кокетничать. — Такие имеют право на буль — буль.
— Полегче с признаниями. Господин может превратно истолковать твои слова и вообразить, что я вправду тебя бросил.
— Не валяй дурака! Он уже не мальчик и прекрасно понял, что меня бросил любовник.
— Стало быть, это тонкий намек и тебе предлагают занять освободившееся место. Но умоляю тебя не поддаваться соблазну. Эта мучительница своими прихотями доводит мужчин до ручки. Бедняги не выдерживают и кончают с собой. Вот так и освобождаются места.
За игорным столом женский голос возмущенно закричал:
— Да иди ты к черту! Не нуждаюсь я в твоих советах! Лучше почеши мне спинку или, на худой конец, ущипни пониже, если уж не терпится, но, ради бога, избавь меня от советов!
Хилый плешивый субъект, очевидно, предпринял робкую попытку последовать столь пикантному предложению, но так неумело, что получил очередную взбучку:
— Да будь же ты посмелее! И не садись больше играть со мной, ты ничего не понимаешь в бридже!
Эта бойкая бабенка была" болваном", который великолепно справился бы и с ролью мудреца.
— Потанцуем? — потянула меня за руку чертовка, Я слетел со своей жердочки и предложил ей руку.
— Будь осторожен, начинает заманивать тебя в свои сети, — шепотом предупредил меня бармен.
— А кто она? Резидент подпольной ассоциации любовников? Резидентша невозмутимо рассматривала свои длинные острые ноготки.
— Ты не знаешь ее, — тоскливо пробормотал бармен. — Впрочем, мне жалко тебя до слез.
— Но что она мне сделает?
На его губах появилась снисходительная усмешка — он мне сочувствовал.
— Что она тебе сделает? Всевозможные гадости, вот что. Заставит сыпать на ее тело горячие угли, засеять поле орхидеями, лежать на ковре из терновника и тэ дэ. Но это все цветочки, когда же она…
— Жулики! — заорал вдруг один из картежников.
Не успев закончить фразу, бармен так и остался стоять с открытым ртом, зиявшим, словно глубокий колодец, в котором утопилась деревенская дурочка. Он собирался добавить еще кое-что, но я отвлекся, ибо на сцене появился великий актер.
Это был красивый, статный мужчина в элегантном смокинге и такой высокий, что казалось, будто он не идет, а парит. Он внушал к себе такое доверие, что любой тяжелобольной сам бы прыгнул к нему под нож, позабыв про анестезию, а главное — про то, что этот тип не имеет ни малейшего отношения к медицине. Только такой образец совершенства мог завоевать сердце ангельски чистой Рафаэлы Манафу и подчинить ее своему влиянию. Уникальная личность. Такие, как он, виртуозно отплясывают чардаш, одновременно решая уравнение с тремя неизвестными и декламируя сонет эпохи Возрождения. Подчиняясь древнему инстинкту повиновения, женщины перед такими, как он, сами спешат раздеться, не заставляя себя упрашивать.
— Ну, ты идешь? — переспросила чертовочка, которой, как видно, надоело любоваться своими ногтями,