Современный румынский детектив

— Я расскажу тебе обо всем, что мне известно, и в конце концов ты сам сделаешь вывод, стоит мне отдавать изобретение или нет. Ты, Паул Арион, отъявленный негодяй, подлый завистник. Эта молодая женщина, твоя коллега, сделала очень ценное открытие, И похоже, что только ты сразу же уловил, о чем идет речь. Поначалу ты задумал примазаться к славе удачливой Рафаэлы Манафу, вьюном вился вокруг нее и сумел втереться в доверие. Для такого циника, как ты, это не составило большого труда. Люди твоей породы равнодушно относятся к женским прелестям. Зато ни один нормальный мужчина не может превзойти вас в искусстве обольщения. Оставаясь холодными как лед, вы с завидной естественностью разыгрываете самую пылкую страсть и морочите бедняжкам головы. Ты настойчиво добивался благосклонности молодой женщины, пока она не призналась, что ревнивец муж убьет ее, если узнает. Сама того не ведая, Рафаэла подкинула тебе идею. И тогда ты задумал гнусное дело. Если бы оно выгорело, ты бы мог всю оставшуюся жизнь купаться в лучах собственной славы. Ты позвонил рогоносцу Манафу и, прикинувшись аферистом, предложил сделку: продать изобретение его жены за границу. Ты изъявил желание сесть за стол переговоров с мужем, ибо жена оказалась убежденной патриоткой. Рафаэла моментально почувствовала, что ее подлый супруг что-то пронюхал, и, разумеется, обратилась к тебе за помощью. Разве могла эта доверчивая, витавшая в облаках женщина разгадать твой дьявольский замысел? Она не усмотрела ничего худого в том, что ты посоветовал ей направить мужа по ложному следу и принести домой целый ворох материалов, не имеющих никакой ценности. Рафаэла посчитала, что теперь ее изобретение находится в безопасности, и не предприняла других мер для его защиты. Она продолжала спокойно работать, ибо ты убедил ее, что в таком деле следует избегать излишней огласки. Ты же уговорил ее не обращаться в милицию, хотя это, несомненно, было бы самым разумным выходом из положения. Ах, доверчивость влюбленной женщины! Время шло, все оставалось по — прежнему. Но ты не отчаивался. Как бы ни складывались обстоятельства, тебе все равно отвалился бы жирный кусок пирога. В крайнем случае ты выступил бы как соавтор Рафаэлы. Я представляю, какую напраслину ты возвел бы тогда на бедняжку, распустив гнусные сплетни, оспаривающие ее приоритет. А уж предубеждение против женщин — ученых пришлось бы как нельзя более кстати. Да и сама изобретательница, будучи лишена честолюбивых амбиций, вряд ли стала бы выводить тебя на чистую воду. Ты уже почти отчаялся стать законным наследником Рафаэлы, как вдруг мина, подложенная тобой, наконец взорвалась. Я не стану утомлять тебя живописанием подробностей убийства твоей возлюбленной. Подчеркну лишь, что Аркадие Манафу действовал с дьявольской изобретательностью, настолько он жаждал избавиться от своей супруги на веки вечные. К чему я все это веду? Да к тому, что благодаря этому преступлению, к которому ты якобы совершенно не причастен, тебе удалось завладеть уникальным изобретением стоимостью в миллионы. Так вот, мы хотим его получить.

Он слушал меня молча, склонив голову и уставившись на дно бокала, который продолжал судорожно сжимать. Такова была его единственная реакция.

Прошло много времени, прежде чем он наконец выдавил первую фразу:

— Мы? Кто это "мы"?

— Послушай, мы долго и внимательно приглядывались к тебе. Ты жаждешь славы, а не денег. Мечтаешь о Нобелевской премии. Мы можем предложить тебе на выбор пять научных открытий из нашего информационного банка к сожалению, чисто теоретических, — благодаря которым нынешней же осенью ты торжественно вступишь в актовый зал Королевской академии наук в Стокгольме. Мы…

— Кто это "мы"?

Я сделал паузу, а потом как можно безразличнее сказал:

"Шелл ойл".

Он перестал метаться взад — вперед и, застыв на одном месте, внимательно взглянул на меня.

— А откуда вам стало известно о ромалголине?

— Это шутка, не так ли? Он задумчиво вздохнул.

— Ну разумеется, это была шутка!.. Так что вам угодно?

— Передай нам работу, и взамен получишь материалы ко всем пяти открытиям, о которых я уже упоминал.

— Вы, очевидно, принимаете меня за полного болвана. Где гарантии, что вы не водите меня за нос?

Несколько секунд он в упор смотрел мне в глаза, а потом отвернулся. Подошел к книжным полкам, вытащил из стопки пластинок одну и, сняв с нее конверт, поставил на ультрасовременный проигрыватель.

Я с вызовом закурил, преспокойно положив рядом пачку сигарет. Я словно приглашал его начать наконец деловой разговор. И при первых же аккордах Первого концерта для скрипки с оркестром Макса Бруха попытался нанести ему удар ниже пояса: