Совы охотятся ночью

Я как-то раз навещала Крейга Эндрюса, когда редактировала самый первый его роман. У него был дом с тремя спальнями на тихой улочке, с парковочным местом и обилием зелени. Цокольный этаж он переоборудовал под просторную кухню и столовую с выходом во внутренний дворик через стеклянную дверь. Первый этаж занимали кабинет (он же библиотека) и гостиная с большим телевизором на стене и пианино. Спальни располагались на следующих двух этажах. Подруг у Крейга имелось множество, однако женат он никогда не был, так что обстановка отражала исключительно его собственный вкус: дорого, но неброско. В комнатах повсюду были книги: сотнями громоздились они на полках, притулившихся где можно и нельзя, и нелишним будет напомнить, что библиофил не может быть совсем уж плохим человеком. Может показаться странным, что писатель, работающий в криминальном жанре и подробно описывающий насилие и тюремный быт, способен питать слабость к романтической поэзии и французским акварелям. Однако главное, что восхищало меня в творчестве Эндрюса, — это элегантный слог, органично сочетавшийся с достоверностью.

Крейга открыла я. По меньшей мере я поверила порекомендовавшему его молодому агенту, а когда прочла рукопись, то сразу подписала с ним контракт на две книги. Первый роман должен был называться «Жизнь без зеркал», и название это восходило к восхитительной цитате Маргарет Этвуд: «Жить в тюрьме — это жить без зеркал. Жить без зеркал — это жить без себя». И это стало первым, что я поменяла. Книга была хорошо написана, но название показалось мне некоммерческим, да и Крейг явно не был заинтересован в продажах, которые, увы, диктуют закон на этой территории. «Тюремное время» звучало грубее, но было лаконичным, резким и хорошо смотрелось на обложке. Как сообщил мне в электронном письме автор, с тех пор он использовал слово «время» для каждой своей новой книги.

Крейг встретил меня на пороге, одетый в привычную футболку, джинсы и, как я отметила, босиком. Мне кажется, что любой человек, посвятивший двадцать лет работе в банковской системе, заслужил право ходить без галстука или носков. Эндрюсу, как мне помнилось из биографии, было сорок четыре года. Однако выглядел он моложе, возможно, потому, что регулярно посещал фитнес-клуб. Лицо у него было симпатичное, из тех, которые, будучи помещенными на обложку, помогают продавать книги.

— Сьюзен! Ну до чего же я рад вас видеть! — Хозяин дома расцеловал меня в обе щеки. — Давайте помогу с сумкой. Входите.

Он проводил меня в уютную комнату на верхнем этаже. Комната была мансардного типа, с окнами, выходящими на муниципальный сад за домом, — определенно шаг вперед по сравнению с отелем «Премьер инн». При ней имелась ванная комната с душем, из которого вода хлещет во всех направлениях, и Крейг предложил мне ополоснуться и переодеться с дороги, а он пока поставит чайник. Вечером нам обоим предстояло уйти: ему в театр, а мне на ужин с Джеймсом Тейлором.

— Я дам вам вторые ключи и покажу, где холодильник, так что вы и без меня прекрасно обойдетесь, — заверил Эндрюс.

Встреча получилась приятной — напоминание о жизни, которую я ухитрилась разрушить, ввязавшись в историю с Аланом Конвеем. Расстегнув сумку, я достала одежду, включая купленные в Вудбридже обновки. Я уложила их туда, прежде чем выйти из машины: не годилось объявляться под дверью у Крейга обвешанной пакетами, словно я только что с распродажи.

И тем не менее, выкладывая вещи на кровать, я чувствовала себя несколько неуютно. То было чувство, которое часто возникает у меня, когда приходится ночевать в чужих домах: ощущение пересеченной границы, вторжения. Отчасти поэтому я не захотела пожить у Кэти. Неужели, спрашивала я себя, я и в самом деле приехала сюда из соображений экономии, чтобы не оплачивать пару суток пребывания в дешевой гостинице? Нет. Ответ неправильный. Крейг пригласил меня, и я не видела причины отказываться. Это гораздо приятнее, чем быть самой по себе.

Но в то же время, позвонив Эндрюсу, я определенно испытывала угрызения совести, и теперь, глядя на свой ноутбук, тоже лежащий на постели, прекрасно понимала почему. Я обручена с Андреасом. Пусть мы и отложили свадьбу, но не отказались от нее навсегда. Колечко с бриллиантом вернулось в ювелирный магазин, однако есть ведь и другие кольца. Так что, спрашивается, я делаю в доме у мужчины, с которым едва знакома? Тем более, что мужчина этот богат, холост и примерно моего возраста. Андреасу я, между прочим, об этом визите и словом не обмолвилась. А если бы он сам вдруг улизнул к какой-нибудь афинской красотке, то как бы я к этому отнеслась? Что почувствовала бы?