Создание Узбекистана. Нация, империя и революция в раннесоветский период

Их устранение открыло дорогу для арестов узбекской интеллигенции. 13 июля 1937 года был арестован Чулпан, девять дней спустя – Фитрат. Кадыри дожил до последнего дня 1937 года, когда его тоже забрали. В последующие месяцы тюрьмы заполнились большим количеством писателей и историков (а также партийных и советских деятелей). Их допрашивали, заставляли подписывать признательные показания и доносить на коллег. Как и во всем остальном СССР, в результате возник запутанный клубок лжи, полуправды и сомнительных утверждений, тесно переплетенных с доказательствами человеческой слабости и отчаяния. Документы, относящиеся к этим делам, сохранились, но по большей части были доступны лишь немногим избранным узбекским исследователям. Отчасти это объясняется тем, что содержащаяся в них грязь (особенно в доносах, вынужденных и добровольных) никого не оставила незамаранным[991]

. Судьба тех, кого арестовали в те месяцы, была предопределена. Между концом 1936 и концом 1938 года различные подразделения НКВД составляли списки лиц, подлежащих аресту и суду Военной коллегии Верховного суда СССР, которые затем направлялись на утверждение в Москву, в Политбюро; большая часть 383 списков (включавших почти 44 000 имен) была подписана самим Сталиным, и подавляющее большинство упомянутых в них лиц расстреляны. Составленный 28 марта 1938 года список из 155 имен представлял собой каталог узбекской интеллигенции: помимо Фитрата и Чулпана, в нем фигурировали имена старых джадидов Гази Алима и Шакирджана Рахими (Эльбек оказался в дополнительном списке тех, кто вошел во вторую категорию – приговоренных к длительным тюремным срокам); интеллектуалов раннесоветской эпохи, таких как Каюм Рамазан, А. Хашимов и А. Худайвахидов; «молодых коммунистов» Р. Иногамова, У Ишанходжаева и А. Таджиева; историка Зиё Имоди; учившегося в Германии Саттара Джаббара; маданиятчи Зиё Саида; и даже таких деятелей революционной эпохи, как С. Турсунходжаев и М. Бисеров. Сюда же были включены Маннан Рамиз, жена Икрамова Е. Л. Зелькина и Д. И. Манжара, долгое время возглавлявший Центральную контрольную комиссию республики

[992]

. Во втором списке, датированном 12 сентября 1938 года, к числу осужденных добавились Кадыри, Хади Файзи, Бузрук Салихов и Шахид Эсан.

И все же, несмотря на то что гибель обвиняемых была предрешена, их продолжали допрашивать и устраивать им очные ставки. Против них выдвинули столь же фантастичные обвинения, как против Ходжаева и Икрамова. Фитрат «признался», что был одним из лидеров «Миллий иттиход», куда его привлек Ходжаев и где он стал ведущим «идеологом буржуазного национализма и пантюркизма». Вместе с Ходжаевым, Мунавваром Кары и многими другими Фитрат якобы готовил басмачей для вооруженной борьбы с советской властью, целью которой было создание в Средней Азии независимого буржуазно-националистического государства[993]. Кадыри обвиняли в том, что он был членом контрреволюционной организации, сотрудничавшей с троцкистами, вел антисоветскую работу в печати и имел прямые связи с Ходжаевым и Икрамовым[994]. Кадыри признал, что до 1932 года действительно был националистом, но утверждал, что после этого исправился. После нескольких месяцев допросов суд вынес окончательное решение. По словам сына Кадыри, последняя страница дела его отца – короткая записка, написанная рукой Кадыри (арабским шрифтом), в которой говорится: «Это решение было объявлено мне (я его прочитал); я не согласен с содержащимися в нем обвинениями и не принимаю их» [Қодирий 2005: 399].