Вообще, у российского Интернета свой особый путь. В нём почти нет иностранных денег. Это та среда, которую мы создали сами: своими мозгами, программистами и ресурсами. Зайдите в европейский Интернет и посмотрите, есть ли там свой поисковик, крупный почтовый сервис или социальная сеть. Все пользуются глобальными — американскими — ресурсами. А в России есть собственные. Это наш мир.[274]
Не менее оригинально в этом же интервью он высказался о полученных Лопатинским — и не полученных им самим — доходах:
Интересно следить за движением денег, во что они превращаются. Основные деньги, вырученные от продажи «Рамблера», Юрий Лопатинский с партнёрами вложил в строительство бизнес-центра на месте старого завода «Серп и Молот». Этот бизнес-центр и есть главный итог «овеществлённого» «Рамблера».
Сам Сергей Васильев выручаемые от инвестиций деньги вкладывает, в том числе, в восстановление приобретенного им поместья князей Куракиных — Степановское-Волосово в Тверской области, куда в летнее время можно приехать с экскурсией, больше похожей на визит в частный дом.[275]
Так что об «овеществлении» венчурных капиталов он судит не понаслышке.Сам Носик в 2012 году на киевской конференции «iForum» с удовольствием философствовал о судьбе венчурных инвестиций — и, в сущности, говорил о том же: свою судьбу имеют не только книги, но и деньги. И, кстати, инвесторы — тоже.
Я знаю 5 человек, которые не дали Брину и Пейджу 100 тыс. долларов, когда они просили этих денег на Google. Среди этих людей есть профессиональные интернет-инвесторы, банкиры. Они не дали этих денег, когда за них можно было получить блокпакет Google. Почему? Потому что Бог не хотел, чтобы Брин и Пейдж продали блокпакет гугла за 100 тыс. долларов. Бог хотел, чтобы Брин и Пэйдж нашли Эрика Шмидта. Он хотел, чтобы они получили с инвестицией Шмидта генеральным директором своей компании, и они его получили. И мы все обязаны Богу, что он не дал тем людям войти, а вместо них вошёл гениальный Эрик Шмидт. Потому что именно он сделал Google тем, каким мы его знаем.[276]
Вхождение самого Антона Носика в разреженную атмосферу газового гиганта по имени «Рамблер» произошло ранней весной 2001 года, в период острого стратегического кризиса, когда «Рамблер» напоминал наполеоновскую армию «двунадесяти языков» — несколько ярко выраженных и резко отгороженных команд, ведомых топ-менеджерами, бывшими программистами, которые никак не могли между собой договориться, как заносчивые наполеоновские маршалы, ставшие герцогами и королями, но оставшиеся, в сущности, простыми рубаками. И в этих условиях Хуако при молчаливом согласии Васильева принимает отчаянное решение — привлечь в качестве третейского судьи человека как бы со стороны, но при этом всё про всех знающего и не лезущего в карман за собственным мнением, то есть Антона Носика.
Апологетические слова Натальи Хайтиной «Носик был всегда» в случае «Рамблера» вполне уместны: как мы видим, он действительно «плотно общался» с руководством создаваемого холдинга буквально с момента возникновения самой идеи покупки. Сначала в качестве всезнающего гуру, потом к этому символическому статусу прибавились более понятное для менеджмента положение «руководителя одного из структурных подразделений», то есть вошедшей в состав холдинга «Lenta.Ru».
Виктор Хуако охотно привлекал Антона к совещаниям и неофициальным консультациям «по стратегии», что дало Сергею Васильеву основание написать в своей книге: «Антон Носик появился в компании как‑то незаметно». На мою просьбу прокомментировать эту фразу Сергей Анатольевич ответил следующее: