Созерцатель

В страхе поднял я глаза свои на ослепительный лик вестника Божиего. О, сколько сострадания прочел я во взоре его! О, как рыдал он и содрогалось окрылённое тело его! Будто Марфа и Мария над телом брата своего Лазаря рыдал Ангел над моей погибшей душой. Ангельские слёзы пролились живительной росой на струпья души моей, на горящее от стыда сердце моё, потому и не умер я, но остался живым. 

И сказал мне Ангел: вот, покрою тебя крылами своими, и ты войдешь под сень любви Господней. Осиял меня великий свет, и стал я подобен воску, мягким и податливым в руках Сотворившего меня. Сердце моё наполнилось любовью такой, которой не вмещало доселе. И возлюбил я всякую тварь, будто навечно соединился с ней и плотью, и душой. В тот счастливый миг не стало у меня врагов и неприятелей, но все родные и возлюбленные. Взору моему открылся бескрайний мир, и увидел я море огненной любви, затопляющей и людей, и животных, и птиц небесных, и всякое насекомое, и каждый камешек, и каждую малую песчинку – всё это поглощал огонь Божией любви, и ничего не оставалось вне её животворящих струй.

В океане света любви той чудной увидел я глаза Господа моего и руки Его, а сам Он остался невидимым, как бы сокрытым облаком обширным. От глаз Его исходила милость и сострадание к моему уродству, а руки Его простирались ко мне. И раздался голос – не как гром небесный, а будто колыбельная матери над младенцем. И услышал я слова чудные: «Приди ко Мне, сын возлюбленный. Очищу тебя так, что одежда твоя станет как снег. И войдешь ты в чертоги блаженства и разделишь с возлюбленными Моими радость спасения. Готовься. Скоро, скоро уже!»

И растаял свет. Вернулся в тело своё, поверженное ниц перед святыми образами, и услышал предрассветное пение птиц и прохладу на коже своей. Поднялся, дошел до кровати и уснул без сновидений. Проснулся через полтора часа и почувствовал бодрость в уме и в теле. Стал на утреннюю молитву и излил радость из сердца в слова благодарения».

Долго звонил и стучал я в дверь. Наконец, своим ключом открыл замок и вошел в дом Игоря. В гостиной в придвинутых друг к другу креслах сидели он и она, взявшись за руки. Полузакрытые глаза смотрели в окно, в бесконечную даль. На лицах застыло таинственное выражение – такое изредка фиксирует фотоаппарат: человек или начинает улыбаться, или заканчивает, возвращаясь к серьёзному состоянию. Улыбка едва заметна, продолжает тлеть затухающим угольком в уголках губ и глаз.

В этой крошечной точке огромной вселенной поток времени остановил своё журчание и разлился в безбрежное море вечного покоя. Эта непривычная тишина окутала меня, заполнила, мягкой настойчивой рукой усадила на стул и держала за плечи в неподвижном созерцании двух человеческих лиц, на которых лежал золотистый отсвет заката. Души этих людей выпростались из тесного кокона тела, расправили крылья, взлетели и понеслись прощаться с близкими, теми, кто их любил и теми, кого любили они сами.