Сожжённые цветы

В этот день, ближе к вечеру, на город опустился плотный и почти вязкий туман. Вынырнув из него, Паша Седов вошёл в квартиру друга. Сыщик походил на потерявшего память человека. Сел в кресло, закрыл глаза, и вдруг тихо, чуть ли не безумно, рассмеялся.

Чудачества сыщика раздражали отца Сергия:

— Паша, ты чего?

Нехорошие мысли одолевали священника уже несколько дней — и всё из-за перемен в поведении друга. Мало того, что он походил на тихо помешанного, так плюс ещё и рассказывал дикие вещи о маньяке — гениальном убийце-садисте и поджигателе. Что за восхищение перед преступником? Припомнилось и банальное: если долго вглядываться в бездну, то она начнёт смотреться в тебя. Уж не случилось ли подобное с Седовым? Ведь это же общее место: когда тот, кто ищет, становится тем, кого ищут.

— Ты можешь быть исповедником у атеиста? — спросил Пашка.

— Богу всё равно, веришь ты или нет. Главное, чтобы ты оставался на стороне добра.

— Серёжа, тогда послушай меня, пожалуйста. Со мной не всё в порядке. (Отец Сергий весь сжался, опасаясь материализации своих предчувствий). Я переживаю такой странный-странный период, какого ещё не было. Всё изменилось во мне — физически, в ощущениях, во вкусах. И мир изменился. Мне кажется, что сущность вещей стала другой, что будущее и прошлое поменялись местами… Не знаю. Я не то говорю. Но я так это чувствую.

— Паша, о чём ты? Неужели ты хочешь сказать, что…

Рыжий сыщик стрельнул в священника взглядом:

— Да, Серёжа, случилось кое-что.

— Паша…

— Я влюбился! — Пашка расхохотался. — А ты думал, что я маньяк?

Отцу Сергию показалось, что бетонная плита упала с его плеч. Он распрямился и разозлился:

— Идиот!

— Идиот — это комплимент моим умственным способностям, — посмеивался над собой сыщик. — Но, понимаешь, я верю, что она будет со мной. Да, она привыкла к богатой жизни, её дочка учится за границей, её брат работает где-то в Питере или в Лондоне. Она прекрасна! Она полюбит меня, потому что я разбужу её. Она не будет жить с этим придурком Фирсовым. Мы будем вместе.

— Наивный…

— Да почему? — взвился Седов. — Ты таким тоном говоришь!.. Ты её не знаешь! Неужели же она может оставаться с мужем только ради денег? Нет!

— Ты роман с ней закрутил?

— Нет, не закрутил! И это не роман! Это — настоящее, как ты не понимаешь?

Паша вскочил, заметался по комнате, стал доказывать свою правоту.

Отец Сергий слушал его, не перебивая, так как давно знал, что спорить с влюблённым человеком всё равно, что проповедовать перед мартышками. Павла Петровича слегка оправдывало то обстоятельство, что за свои тридцать пять лет он влюбился впервые, а даже священникам известно: любовь, как и ветрянка, тяжелее всего протекает в зрелом возрасте.

Отец Сергий

9 октября

Седов снова заявился на чай с вареньем. Сев за стол, рассказал о том, как вчера пообедал в доме Фирсовых, кого видел и к каким выводам пришёл сегодня утром.

Священнику тоже было что сказать: он всю ночь рылся в своей библиотеке, но первое слово предоставил гостю.

— Уверен, что убийца либо уже пришёл к Светлане, либо скоро появится, — сообщил Седов. — Его модус операнди: прийти, охмурить, уговорить уехать с ним и — увезти, понимаешь? Света сказала, что пока новых знакомых у неё не появилось. Кроме меня, кстати. Но я-то знаю, что мы ищем кого-то другого!

Священник опустил глаза: ему было стыдно за свои подозрения.

— Вчера я встретил самого Ванечку Фирсова, брата Светы — Фёдора, который из Москвы приехал в отпуск, и некоего Гарика Симоняна, художника. Фирсов — муж Светы, далеко не новый знакомый. Феде всего лет двадцать, он тоже не может быть нашим убийцей.

— А что за человек этот Гарик?

— Ты задал очень верный вопрос. Увы, Симонян — тоже знаком со Светой с института. Он учился вместе с ней и Фирсовым! Это не вписывается в схему. Но!

Паша интригующе замолчал.

— Но?

— Но это он нарисовал десять лет назад шестиконечный пентакль! Понимаешь?!

Следом за этим заявлением Паша рассказал о шабаше в Вальпургиеву ночь, организованном Светой Клюшкиной со товарищи, то есть со подруги, и с актёром Артуром Веселовским, Ваней Фирсовым плюс с художником Гариком Симоняном, который оформил сцену для шабаша.

— Шестиконечный пентакль — это же личная подпись убийцы, Серёжа!.. Пусть я не понимаю мотива для убийств, но Гарик точно замешан в этом деле.

— Есть улики? — отец Сергий вдруг ощутил себя Ватсоном.