Созвездие видений

Если бы Анатолий Петрович смог окинуть взглядом последние два года, его сомнения возросли бы многократно. Дело в том, что он не первый раз оказался в этом городе. Два года назад, летом, он приезжал сюда с веселой студенческой компанией по путевке “Спутника”. Точнее, даже не “приезжал”, а “проезжал”, остановившись здесь на полтора дня. По времени его “проезд” совпадал с трагедией Трофимова — от него ушла Катя. Для Трофимова это был страшный день. Он, как всегда пришел к Кате с большим букетом цветов и очередным намерением предложить ей руку и сердце. Возникло это намерение чуть ли не с первой их встречи, так и не реализовалось, но Трофимов надежды окончательно не терял. С того дня, когда Катя шагнула из окна, они старались не говорить о его ненормальных способностях. Тем более, что способности эти, кроме еще одного случая, больше не проявлялись.

Случай произошел в южном городе, где Трофимов и Катя решили отдохнуть вместе, наивно надеясь на гостиницу. Однако, измученные дорогой в плацкартном вагоне, бессонной ночью и жарой, они тщетно обивали пороги. Наконец, когда Катя уже просто валилась с ног, над ней сжалился администратор гостиницы “Центральная”. Причем, только над ней, предложив ей… переночевать в его помещении. Администратор, восточный человек, при взгляде на Катю источал рахат-лукум и халву каждой порой своего смуглого тела. Когда же о своем существовании напомнил Трофимов, администратор стал тверд, как гранит его родных гор и холоден, как их ледники. Он посоветовал Трофимову переночевать в парке, пообещав лично оберегать Катин сон. При этом весь его гнусно-откормленный вид, блеск глаз и прищелкивание языком не оставили у Трофимова никаких сомнений в его намерениях. Ему захотелось задушить администратора собственными руками, выместив на нем все — и жару, и усталость, и злость на курортный сервис. Это было что называется “сорваться с тормозов”. Трофимов потянулся к его жирной шее, но администратора за барьером уже не оказалось. Зато сзади послышалось отчаянно выкрикнутое слово с большим количеством звуков “р” на одном из восточных языков и истошный визг. Пораженный исчезновением администратора, Трофимов сначала перевесился через барьер и попытался заглянуть под стол и только после этого обернулся. Администратора он увидел не сразу. В противоположном конце обширного холла, прямо из пола росло дерево — нечто промежуточное между очень большим фикусом и не очень большой пальмой. Метрах в четырех над полом, ствол этого дерева расходился на несколько более тонких. Трофимов увидел администратора как раз в тот момент, когда развилка треснула и администратор рухнул на мраморный пол. При этом раздался звук, какой могла бы издать жаба, весом в девяносто килограммов, прыгающая по мрамору. К чести горца, администратор не расшибся. Он стремительно вскочил и с воплем “Зарэжу!”, бросился вглубь гостиничных коридоров: то ли от падения потерял ориентировку, то ли побежал за кинжалом. Короче, ночевали Катя и Трофимов в парке, как и рекомендовал администратор, а этот случай они единодушно выкинули из головы.

Однако Трофимов все чаще ловил на себе напуганный взгляд Кати, а если неожиданно до нее дотрагивался, Катя вскрикивала.

В тот трижды проклятый день, он, еще только выйдя из лифта, заметил торчащую в двери записку. Сразу ослабли ноги — он знал, что записка ему, и не ждал ничего хорошего.

Так и оказалось. Записка была короткой и исчерпывающе ясной. “Сережа! — писала Катя. — Я все обдумала и решила бесповоротно. Мы расстаемся. Не буду объяснять — поймешь сам. Не надо за мной гоняться, я специально взяла отпуск и уехала. Прости, что прощаюсь так, но я боюсь. Нам было очень хорошо иногда…” И подписалась не своим именем, а фамилией мужа. В этот день Трофимов напился до беспамятства, напился сознательно. Ему вдруг вспомнилась фраза из любимых им Стругацких, кажется, из “Понедельника…”: “Нормальный джинн может либо строить дворцы, либо их разрушать. Хорошо выдержанный джин, конечно же, не будет строить”.

Утром Трофимов пошел в школу с тяжелейшего похмелья, но с облегчением. Город стоял и разрушений, кроме тех, которые местная газета называла “благоустройством”, заметно не было.

Потом он часто возвращался мыслью к дням, проведенным с Катей, анализировал каждый их совместный час. Интуитивно он чувствовал, что должен был быть какой-то толчок, какой-то спусковой крючок, спустивший механизм отторжения. Но так ничего и не нашел.

Трофимов не мог знать, что за несколько дней до Катиного бегства студент-психиатр Толя Выговцев отстал от своей группы. Он ходил по незнакомому скучному городу и отчаянно нуждался в собеседнике, а паче того — в собеседнице. При некоторой минимальной наглости в этом не было проблем. Высокий, спортивный и недурной лицом, Выговцев минимальной наглостью обладал. День был выходной, девушек на улицах полно, а остальное — дело техники. Однако попадались все не те. Выговцев не знал, какой у него на сегодня критерий отбора, но чувствовал — он есть. И когда его ищущий взгляд столкнулся со взглядом Кати, Выговцев понял- она.