Спальня, в которой мы вместе

Маршадо почти полгода оставался в больнице. Он заговорил лишь через три или четыре месяца и начал более или менее самостоятельно передвигаться лишь к концу своего пребывания в больнице Нантра. Как и большинство пострадавших в автокатастрофах, Маршадо вступил на долгий и непростой путь обучения заново всему в очень известной клинике Реймона Пуанкаре в Гарше.

Мы наконец опять смогли стать сообщниками. В своем окружении он демонстрировал юношеский оптимизм и огромное желание жить, в котором превосходил даже меня. Маршадо спешил наслаждаться каждым мгновением и сгорал от нетерпения вернуться к их новой жизни с Соней. Отныне моя подруга занимала все его мысли, и я не могла сердиться на него, когда он немного опаздывал на наши расследования, потому что полностью посвящал себя возлюбленной. Франсуа полностью заслужил свое абсолютно новое счастье. Над крохотным письменным столом, который ему оборудовала моя подруга, он прикрепил почтовую открытку с надписью, казавшейся как бы эхом этих рассуждений: «У человека две жизни: вторая начинается, когда понимаешь, что жизнь только одна».

– Полицейские по-прежнему ничего не нашли?

– Нет… – ухмыляясь, ответил Маршадо. – Столько времени прошло, я думаю, они закрыли дело.

Значит, мы так никогда и не узнаем, кто покушался на его жизнь в тот день. Но я видела, что он не хотел долго останавливаться на этой главе в его жизни. Вооружившись своими костылями, Маршадо увлек меня в парк больницы, ковыляя кое-как со скоростью улитки.

– А ты узнала какие-нибудь новые подробности о наших друзьях Барле? – спросил он меня в конце концов.

Это было одно из неожиданных проявлений его ненасытной жажды жизни, с которой он отныне жил: Маршадо ко всем обращался на «ты» и требовал, чтобы каждый отвечал ему тем же.

– Нет… Впрочем, я в некоторой степени рассчитывала на тебя. Точнее, на те записи, которые ты, должно быть, сохранил у себя.

– О’кей. Я попрошу Соню, чтобы она тебе их приготовила. Записи, должно быть, лежат, покрываясь плесенью, в картонных коробках в подвале.

Он так торопился вновь начать нормально ходить, что вдруг резко бросил один из своих костылей и попытался пройтись самостоятельно, здорово рискуя опять что-нибудь себе сломать.

– Эй! Потише! – мягко одернула я его.

– Ты видела? У меня почти получилось!

Несмотря на то что этот несчастный случай украл у него почти год жизни, взамен он вернул ему бодрость и задор двадцатилетнего юнца. Играя по-крупному с судьбой, в итоге Маршадо выиграл. Отныне он не хотел, чтобы ему сочувствовали.

Плодотворный

Благодаря деталям, собранным моим другом-журналистом, и под все более настойчивым давлением Бербера я решилась наконец сесть за написание второго тома саги. Издатель решил озаглавить его: «Сто один раз в день».

По правде говоря, ведя жизнь затворницы потому, что мне совершенно не хотелось ненужных встреч и новых проблем из-за свалившейся на меня известности, мне не оставалось ничего более продуктивного, кроме как работать, работать в бешеном ритме. Когда наступал вечер, я едва могла встать из-за стола, оглушенная словами, которые копошились в голове с утра до ночи. Преследуемая призраками своих персонажей, я отправлялась в комнату номер два, чтобы встретиться с одним из любовников, предоставляемых Соней.

Добавив заметки Франсуа к своим собственным, мне удалось восстановить полную и подробную хронологию событий, которые происходили в семье Барле, начиная с шестидесятых годов, с того самого злосчастного поступка Андре: бесчестный выкуп «Изумруда» его группой, который и развязал всю эту драму. Именно так я смогла установить, что в этой истории есть еще несколько черных пятен. Некоторые оставшиеся без ответа вопросы словно затягивали остальную часть событий в пучину неизвестности. Кто соединил панель наблюдения в Особняке Мадемуазель Марс, установленную по просьбе Андре, и некоторые комнаты в «Шарме»? И главное: чья предательская рука нанесла роковые повреждения в румпеле «Ривы», убив Андре и Гортензию и покалечив Луи? В обоих случаях трудно было подозревать Дэвида. Тогда кто? И почему?

Я еще несколько раз пыталась связаться с Авророй в надежде, что та придет мне на помощь. Но она не отвечала. Может, снова уехала из Парижа? Или спряталась в «Рош брюне» или на проспекте Мандель со своим братом?

К концу июня 2011 года, хотя мне так и не удалось найти эти неизвестные в сложных жизненных уравнениях, я все-таки смогла передать Бернштейну первую версию второго тома, который описывал драму Барле-Дельбар-Лебурде и заканчивался свадьбой-сюрпризом с Луи.

В офисе на тринадцатом этаже в башне Барле мужчина с голубыми глазами и в голубой рубашке, увидев мою рукопись, радостно воскликнул:

– Замечательно… а что сейчас? Уже в процессе третьего тома?

Я уже заранее прекрасно знала, что так произойдет, прекрасно знала Бербера и его жадность. Он даже не удосужился спросить меня, но уже объявил всем зарубежным издателям, так же, как и распространителю моих книг во Франции, что мое произведение будет трилогией. Обязав меня предоставить ему обещанные страницы.