При упоминании агентства Ребекки я вдруг почувствовала себя несколько странно. Потому что, в конце концов, ведь именно я буду занимать отныне ее место. Именно я стану хозяйкой всех этих девочек. Я, первая куртизанка Франции.
– И мы вновь возвращаемся на съемочную площадку «Большой Библиотеки»…
Только что закончилась рекламная пауза, и наконец должна была начаться последняя часть съемок передачи. Сейчас вокруг ведущего нас, писателей, сидело трое: я, женщина из Палестины, вызвавшая бурное негодование населения своей страны новыми распутствами, и пожилой бородатый господин – автор «
– Чтобы завершить нашу передачу, – торжественно заявил он, искоса бросая на меня взгляд, – я хотел бы напомнить вам еще одну вещь о книге Эль Барле: ее предназначение.
Он повернулся ко мне и спросил:
– Понимаете ли вы, что, помимо эротического манифеста, «Сто раз в день» является также своего рода защитной речью для вашего мужа, находящегося в заключении?
Честно говоря, я никогда об этом не думала, и его предположение поставило меня в тупик. Однако, если хорошенько подумать, действительно расследование, которое я вела все время, имело целью реабилитировать Луи прежде всего в моих глазах и, может быть, изменить суровый взгляд правосудия на его судьбу. Выражая свою любовь в каждой строчке, разве я не надеялась пробудить в читателях прилив такого же сострадания?
– Нет, – запнулась я. – Когда я села писать эту книгу, процесса с участием Луи еще не было.
Кого я думала здесь обмануть такими слабыми доводами?
Будто прочитав мои мысли, ведущий посмотрел в камеру и вновь заговорил этим уж чересчур жизнерадостным тоном, который он использовал для своих самых шокирующих высказываний:
– Я задаю вам такой вопрос, дорогая Эль, только лишь затем, что хочу пригласить сейчас сюда совершенно исключительного гостя. Исключительным является и его произведение, как, собственно, произведения всех, кто сегодня находится здесь. И еще исключительным делают появление этого человека у нас в гостях нынешние условия его жизни, из-за которых его присутствие на съемочной площадке стало результатом по-настоящему сложной операции. Я прошу вас принять как можно теплее…
Он намеренно сделал длительную паузу перед его представлением, длинную ровно настолько, чтобы я могла заметить силуэт, вырисовывающийся из тени. У меня перехватило дыхание.
– Луи Барле!
Продюсеры сообщили мне об этом за несколько дней до передачи. Сначала я не давала своего согласия, но в конце концов уступила под их давлением. Больше всего на свете сейчас я хотела увидеть Луи. Хотя бы на несколько минут. Мне было наплевать на эту чертову телепередачу, но мне его так не хватало, и это становилось невыносимо.
Мой муж, прихрамывая, дошел до свободного кресла, ни словом, ни малейшим взглядом не обращаясь ко мне. Должно быть, он так же сильно переживал эти публичные встречи под бесстыдным надзором камер.
– Хочу еще раз подчеркнуть, что ваше присутствие здесь сегодня является исключительным, Луи Барле, потому что в настоящее время вы находитесь в заключении в тюрьме Санте. Вы получили разрешение покинуть ее только для участия в нашей передаче.
– Да, это так, – очень тепло ответил Луи.
– Вы являетесь братом Дэвида Барле, о котором так много говорится в книге «
Внутри меня, по всему моему телу, блуждал вверх-вниз расплавленный огненный шар, он мешал мне говорить, оставляя во мне обжигающий след, который полностью парализовал меня. С другой стороны площадки я могла чувствовать такую же волну возбуждения, которая шла от моего любимого. Точно так же, как и я, он сдерживался, чтобы не наброситься на меня. Встретиться в таких условиях было еще более жестоко, чем не встретиться вообще.
– Эль, я надеюсь, что этот наш маленький
«Удовольствие встретить свою любовь на глазах у миллиона зрителей? Удовольствие не иметь возможности прикоснуться к нему, мне, которая отдала бы сейчас все на свете за несколько секунд близости с ним? Идиот!» – беззвучно закричала я.
– Да, – еле слышно прошептала я.
Мои коллеги тоже, казалось, были шокированы этим жестоким способом свести нас и в то же время держать на расстоянии друг от друга. Можно ли придумать худшую пытку?
На мгновение мне показалось, что Луи сейчас выпрыгнет из своего кресла и решительно утащит меня из этого ада. Но он не шевелился. Могла ли я сердиться на него за это?
Что знала о лишениях я, которая могла видеть его столько, сколько захочется, на наших старых видеозаписях? Что я знала о потере свободы, я, которая могла совершенно открыто выражать свою сексуальность?
– Луи Барле, – продолжил ведущий, желая сгладить неловкую паузу, – вы здесь сегодня еще потому, что опубликовали это небольшое произведение более года назад. Оно является своего рода одой вашей жене: «