«Все это было обговорено с ее адвокатами, – предположила я, – в том числе и с Боффором. Но от того оно не стало меньшим предательством, выпавшим на самый тяжелый для Дэвида период».
Крысы бежали с корабля и заявляли об этом громко и во всеуслышание, не колеблясь и кусая на бегу руку, которая так щедро кормила их долгое время.
«– В таком случае можно вас спросить о том, что же стало поводом для вашего столь неожиданного разрыва?
– Я осознала, что наш союз был скорее сделкой для средств коммуникации, о чувствах речи даже не шло. Это не мое видение брака. Я ожидаю другого от жизни для двоих».
Через три дня после этой первой подавляющей волны в прессе начали появляться слухи о свободной покупке акций группы Барле. Некоторые европейские медиагруппы выступили в качестве покупателей. Однако вскоре самое достоверное предположение появилось на Востоке: если Бон-Коо Моон и выразил возмущение в связи с распутным поведением своего французского коллеги, это не умерило его аппетит к экспансии. Группа Барле сейчас интересовала его еще больше в связи с тем, что он мог позволить себе приобретение ее акций за полцены.
27 июля GKMP заявила о покупке десяти дополнительных процентов акций от капитала группы Барле, доведя свою долю до тридцати семи целых и трех десятых процентов от контрольного пакета. После каких-то мутных действий по обмену акций с другими европейскими филиалами эта пропорция достигла в последующие дни около сорока семи процентов, затем пятидесяти одной целой двух сотых процентов, с 30 июля, что сделало корейскую группу держателем мажоритарного пакета акций.
– Итак, свершилось: отныне резиденция группы Барле находится в Сеуле.
Маршадо, который иногда прилагал усилия и поднимался на шестой этаж, когда провожал Соню на улицу Трезор, казалось, не верил в реальность этих слов.
– Но ведь Дэвид сохранил свою должность, разве нет? – спросила я, чтобы заглушить угрызения совести.
– На данный момент… Но первый же совет директоров, возглавляемый Мооном, вероятно, отправит его в отставку.
Дэвид не только не обогатится и не приобретет миллиарды, но еще и потеряет свою должность, ради которой он столько трудился и интриговал в молодости. После тридцати лет успеха маленький сирота из Динара потеряет все одним махом.
– Но есть кое-что похуже, – добавил Франсуа, который сдерживал свое ликование из уважения ко мне.
– Что может быть хуже, чем потерять предприятие отца?
– У тебя была возможность убедиться, что Дэвид жил на широкую ногу. Даже на слишком широкую, если хочешь знать мое мнение.
Конечно, Дэвид жил в неслыханной, вызывающей роскоши. Но я никогда не задумывалась о происхождении денежных средств, которые позволяли ему окружать себя столь комфортными условиями. Я всегда знала Дэвида богатым, и мне казалось естественным, что деньги у него текли рекой, не иссякая.
– Его персональные инвестиции не всегда были слишком разумны. Он погряз в долгах. Особняк Дюшенуа, например, закладывался по меньшей мере два или три раза, чтобы покрыть проценты, которые Дэвид был должен.
– Разве можно заложить недвижимость несколько раз? – удивилась Соня.
– Пока ты сидишь на солидной финансовой подушке и банки имеют доверие к тебе… Да, это возможно.
– Сейчас, когда акции Барле ничего не стоят, банки испугались, да? – размышляла я.
– Именно так. И все его кредиторы толкаются у дверей, чтобы вернуть свои деньги. Немедленно. И все одновременно.
– Сколько он должен в итоге?
– По-моему, долг исчисляется суммой в десятки миллионов, – угрюмо заявил Маршадо.
Говорят, в долг дают только богатым. И еще вчера Дэвид казался таким состоятельным, что ему одалживали, не беспокоясь о его платежеспособности. А сейчас его единственное отличие от сотен несчастных жертв нечистоплотных кредитных организаций – в размере задолженных сумм.
Тогда Франсуа развернул газету, пролистал ее со знающим видом, затем резко остановился на странице с объявлениями. Он указал обвиняющим перстом на объявление в газете:
– Гляди… Он вынужден продать все.
– 30 июля… Это сегодня, – прошептала я.
Никто не отреагировал на мои слова. Пойти к Друо в такой ситуации было, без сомнения, худшей из идей.
– Черт, – посетовала Соня, – это судебная полиция заставляет его продавать все?