Спартак

На нем была кольчуга, облегавшая плечи и тонкий, гибкий стан; она была сделана из блестящих серебряных колец и треугольников, соединенных между собой в частую сеть, и доходила почти до колен. Панцирь был стянут в талии кожаным ремешком, отделанным серебряными насечками с золотыми гвоздиками. Ноги были защищены железными наколенниками, затянутыми позади икр кожаными ремнями; правую руку закрывал железный нарукавник, а в левой юноша держал небольшой бронзовый щит, украшенный чеканными фигурками тонкой работы. С правого плеча вместо перевязи спускалась к левому боку массивная золотая цепь, на которой висел изящный короткий меч. Голову юноши покрывал серебряный шлем, на котором вместо шишака была укреплена золотая змейка, а из-под шлема выбивались золотистые кудри, обрамлявшие прекрасное юношеское лицо – нежное, словно выточенное из мрамора. Большие миндалевидные лучистые глаза цвета морской волны придавали этому милому, женственному лицу выражение отваги и решимости, что никак не соответствовало всему хрупкому, нежному облику юноши.

Спартак недоуменно взглянул на юношу, затем повернулся к декану, вызвавшему его из палатки, как бы спрашивая его, этот ли воин желал с ним говорить, и, когда декан утвердительно кивнул головой, Спартак подошел к юноше и спросил его удивленным тоном:

– Так это ты хотел меня видеть? Кто ты? Что тебе нужно?

Лицо юноши вспыхнуло, затем вдруг сразу побледнело, и после минутного колебания он твердо ответил:

– Да, Спартак, я.

И после короткой паузы добавил:

– Ты не узнаешь меня?

Спартак пристально вглядывался в тонкие черты юноши, словно отыскивая в памяти какие-то стершиеся воспоминания, какой-то отдаленный отзвук. Затем он ответил, не сводя глаз со своего собеседника:

– В самом деле… Мне кажется, я где-то видел тебя… Но где?.. Когда?..

Затем снова наступило молчание, и гладиатор, первым прервав его, спросил:

– Ты римлянин?

Юноша покачал головой и, улыбнувшись печальной, какой-то вымученной улыбкой, как будто ему хотелось заплакать, ответил:

– Память твоя, доблестный Спартак, не так сильна, как твоя рука.

При этой улыбке и этих словах точно молния осветила сознание фракийца: он широко открыл глаза, со все возрастающим удивлением вперил их в юного солдата и неуверенным тоном воскликнул:

– Неужели!.. Может ли быть?.. Юпитер Олимпиец! Да неужели это ты?

– Да, это я, Эвтибида. Да, да, Эвтибида, – ответил юноша, вернее, девушка, так как перед Спартаком действительно стояла переодетая Эвтибида.

Он смотрел на нее и никак не мог прийти в себя от удивления. Тогда гречанка сказала:

– Разве я не была рабыней? Разве я не видела, как родных моих обратили в рабство?.. Разве я не утратила отечества?..

Девушка говорила, еле сдерживая гнев, а последние слова произнесла со страстным негодованием.

– Я понимаю, понимаю тебя… – задумчиво и грустно сказал Спартак. Минуту он молчал, затем, подняв голову, добавил с глубоким, печальным вздохом: – Ты слабая, изнеженная женщина, привыкшая к роскоши и удобствам… Что станешь ты здесь делать?

– О! – гневно воскликнула девушка. Никто не подумал бы, что она способна на такую вспышку. – О Аполлон Дельфийский, просвети его разум! Он ничего не понимает! Во имя фурий-мстительниц, говорю тебе, что я хочу отомстить за своего отца, за братьев, за порабощенную отчизну, за мою молодость, за мою загубленную жизнь, а ты еще спрашиваешь, что я собираюсь делать в этом лагере!

Лицо девушки и прекрасные ее глаза горели гневом. Спартак был растроган этой дикой энергией и силой и, протянув руку гречанке, сказал:

– Да будет так! Оставайся в лагере… шагай бок о бок с нами, если ты можешь… сражайся вместе с нами, если ты в силах.

– Я все смогу, если захочу, – нахмурив брови, ответила отважная девушка. Она судорожно сжала протянутую ей руку Спартака.

Но от этого прикосновения вся энергия, вся жизненная сила как будто ослабела в ней. Эвтибида вздрогнула, побледнела, ноги у нее подкосились, она была близка к обмороку. Заметив это, фракиец подхватил ее левой рукой и поддержал, чтобы она не упала.

От этого невольного объятия дрожь пробежала по всему ее телу. Фракиец заботливо спросил:

– Что с тобой? Чего ты хочешь?

– Поцеловать твои могучие руки, покрывшие тебя славой, о доблестный Спартак! – прошептала она и, склонясь к рукам гладиатора, приникла к ним жарким поцелуем.

Точно туманом заволокло глаза великого полководца, кровь закипела в жилах и огненной струей ударила в голову. На миг у него возникло желание сжать девушку в своих объятиях, но он быстро овладел собой и, отдернув свои руки, отодвинулся от нее и сдержанно сказал:

– Благодарю тебя… достойная женщина… за участие в судьбе угнетенных… Благодарю за выраженное тобой восхищение, но ведь мы хотим уничтожить рабство и поэтому должны устранять любое его проявление.

Эвтибида стояла молча, с опущенной головой, не двигаясь, точно пристыженная. Гладиатор спросил:

– В какую часть нашего войска ты желаешь вступить?