Спартак

– С того дня, как ты поднял знамя восстания, и до вчерашнего дня я с утра до вечера училась фехтовать и ездить верхом… Я привела с собой трех великолепных коней, – ответила гречанка, мало-помалу приходя в себя, и, наконец окончательно овладев собой, подняла глаза на Спартака. – Желаешь ли ты, чтобы я была твоим контуберналом[138]?

– У меня нет контуберналов, – ответил вождь гладиаторов.

– Но если ты ввел в войсках рабов, борющихся за свободу, римский боевой строй, то теперь, когда твоя армия выросла до четырех легионов, необходимо, чтобы и ты, их вождь, имел, по римским обычаям, подобающую твоему званию свиту и поднял этим свой престиж. Контуберналы будут необходимы тебе уже с завтрашнего дня, так как, командуя армией в двадцать тысяч человек, ты не можешь попасть в одно и то же время в различные места; у тебя должны быть ординарцы для передачи твоих распоряжений начальникам легионов.

Спартак с удивлением смотрел на девушку и, когда она умолкла, тихо произнес:

– Ты необыкновенная женщина!

– Скажи лучше – пылкая и твердая душа в слабом женском теле, – гордо ответила гречанка.

И через минуту продолжала:

– У меня сильный характер и пытливый ум, я одинаково хорошо владею латынью и греческим языком, я могу оказать серьезные услуги нашему общему делу, на которое я отдала все свое достояние… около шестисот талантов, а с этого дня я посвящаю ему всю свою жизнь.

С этими словами она обернулась к проходившей в нескольких шагах от претория главной дороге лагеря, по которой сновали взад и вперед гладиаторы, и позвала кого-то резким долгим свистом. Тотчас на дороге появился раб, подгонявший лошадь; на спине ее в двух небольших мешках было сложено золото Эвтибиды, которое она приносила в дар восставшим. Лошадь остановилась перед Спартаком.

Фракиец был ошеломлен смелостью и широтой души молодой гречанки; несколько секунд он был в смущении и не знал, что ей ответить; затем сказал, что так как это лагерь рабов, объединившихся для завоевания свободы, то он, конечно, открыт для тех, кто хочет примкнуть к ним; следовательно, и Эвтибиду охотно примут в лагерь гладиаторов; вечером он соберет руководителей Союза, чтобы поговорить о ее щедром даре армии гладиаторов. Что же касается желания Эвтибиды быть его контуберналом, то он ничего не может обещать ей: если будет постановлено, что при вожде гладиаторов должны состоять контуберналы, он о ней не забудет.

Спартак прибавил несколько слов благодарности, согласно правилам греческой учтивости, но произнес эти ласковые слова признательности строгим, почти мрачным тоном; потом, простившись с Эвтибидой, он вернулся в свою палатку.

Застыв неподвижно, словно статуя, девушка следила взглядом за Спартаком и, когда он скрылся в палатке, еще долго смотрела ему вслед. Потом, тяжело вздохнув, она сделала над собой усилие и, опустив голову, медленно пошла в тот конец лагеря, который, по римскому обычаю, отводился для союзников и где ее рабы, которых она привезла с собой, разбили для нее палатку. Она тихо шептала:

– И все же я люблю, люблю его!..

Тем временем Спартак велел позвать в свою палатку Крикса, Граника, Борторикса, Арторикса, Брезовира и других военачальников Союза и до поздней ночи держал с ними совет.

На этом совете были приняты следующие решения: взять деньги, принесенные в дар гречанкой Эвтибидой, и бо́льшую часть их употребить на приобретение оружия, щитов и панцирей у всех оружейников окрестных городов; гречанку удостоить просимой ею должности контубернала и в этом чине, совместно с девятью юношами, которых Спартак выберет в гладиаторских легионах, приписать к главному штабу. Всеми было признано, что теперь вождя гладиаторов должны сопровождать контуберналы для передачи его приказаний. Было решено также двести талантов истратить на покупку уже объезженных лошадей, для того чтобы возможно скорее создать кавалерийский корпус и теснее сочетать его действия с действиями многочисленной пехоты, основной силы войска гладиаторов.

Относительно военных операций было решено, что Крикс останется с двумя легионами в Ноле и совместно с Граником будет руководить обучением равеннского легиона, прибывшего в лагерь два дня назад; Спартак с легионом, которым командовал Борторикс, соединится в Бовиане с Эномаем и нападет на Коссиния и Вариния, прежде чем те закончат комплектование своей новой армии.

И вот на рассвете следующего дня Спартак во главе легиона вышел из лагеря и через Кавдинские горы направился в Аллифы. Сколько Эвтибида и Мирца ни просили его взять их с собой, он не согласился, заявив им, что идет не на войну, а только в разведку и скоро вернется; он просил их оставаться в лагере и ждать его возвращения.

Когда Спартак прибыл в Бовиан, он уже не застал там Эномая, которому надоело без дела сидеть в лагере. Два дня назад он снялся с лагеря и, предоставив Коссинию сидеть за стенами Бовиана, направился в Сульмон, где, по донесениям разведчиков и шпионов, находился Вариний, набиравший солдат. Эномай надеялся напасть на него и разбить.