Спартак

— Не всегда существовали эти несправедливые различия, — пылко воскликнул Спартак, — они появились с того дня, когда плодов земли не стало хватать для всех ее обитателей; с того дня, как человек, рожденный для земледелия, перестал возделывать почву своей родины и этим добывать себе пропитание; с того дня, как справедливость, жившая среди земледельцев, ушла с полей, бывших последним ее убежищем, и скрылась на Олимп, — вот когда возникли неумеренные аппетиты, безудержные желания, роскошь, кутежи, распри, войны и постыдные побоища!..

— Значит ты желаешь вернуть людей в их первобытное состояние?.. И ты думаешь, что будешь в силах сделать это? Если бы на твою сторону стал со всем своим могуществом римский Сенат, то и это не обеспечило бы тебе торжества задуманного тобой предприятия. Одни только боги могли бы изменить природу человека.

— Но, — сказал Спартак после нескольких минут молчания и раздумья, — разве необходимо, чтобы существовали рабы? Разве необходимо, чтобы победители забавлялись, аплодируя взаимному уничтожению несчастных гладиаторов? И разве эта жажда крови и свирепость, свойственные диким зверям, неразрывно связаны с природой человека и составляют необходимое условие его счастья? — Римлянин замолчал, услышав эти столь неумолимые вопросы, и склонил голову на грудь, погрузившись в глубокое размышление.

Первым нарушил молчание Спартак, спросил своего собеседника:

— Зачем ты пришел сюда? Патриций очнулся и сказал:

— Я — Кай Руф Ралла, всадник, и пришел к тебе от консула Марка Теренция Варрона Лукулла с двумя поручениями.

На лице Спартака появилась легкая улыбка не то иронии, не то недоверия, и он спросил у римского всадника:

— Первое?

— Отпустить за выкуп — о сумме мы договоримся — римлян, взятых тобой в плен в сражении при Фунди.

— А второе?..

Посол, казалось, смутился, открыл рот, чтобы ответить, в нерешительности остановился и наконец сказал:

— Ответь мне сперва на первое предложение.

— Я вам возвращу четыре тысячи пленных за десять тысяч испанских мечей, десять тысяч щитов, десять тысяч панцирей и сто тысяч дротиков, изготовленных как нужно в лучших ваших оружейных мастерских.

— Как? — спросил с негодованием и изумлением Кай Руф Ралла. — Ты требуешь.., ты желаешь, чтобы мы сами снабдили тебя оружием, которым ты будешь с нами воевать?

— Да, и я повторяю, что это оружие должно быть высшего качества и требую, чтобы в течение двадцати — дней оно было доставлено в мой лагерь: без этого я вам не возвращу этих четырех тысяч пленных.

И тут же добавил:

— Я мог бы заказать это оружие в соседних городах, но это потребовало бы слишком много времени; мне это не подходит; у меня есть еще два легиона, набранные в эти дни, и мне надо полностью их вооружить и…

— И именно поэтому, — возразил с гневом посол, — ты не получишь оружия. Пусть наши солдаты остаются в плену. Мы — римляне, клянусь подвигами Геркулеса Музагета! Мы никогда не делаем того, что может быть вредно для родины и полезно врагу. Мы умеем приносить жертвы.

— Очень хорошо, — спокойно сказал Спартак, — через двадцать дней вы мне пришлете все это оружие.

— О, клянусь Юпитером! — воскликнул с плохо скрытым бешенством Руф Ралла. — Разве ты не понимаешь, что я тебе говорю?.. Ты не получишь оружия, повторяю, не получишь! Оставь у себя пленных…

— Хорошо, хорошо, — прервал его с нетерпением в голосе Спартак, — это мы увидим! Скажи мне, в чем заключается второе предложение консула Варрона Лукулла?

И он снова насмешливо улыбнулся.

Несколько секунд римлянин молчал, затем начал спокойно, мягким и почти вкрадчивым голосом:

— Консул поручил мне предложить тебе прекратить военные действия.

— О! — не мог не воскликнуть от изумления Спартак. — А на каких условиях?

— Ты любишь и любим одной благородной римлянкой из знаменитого рода.

При этих словах Руфа Раллы Спартак вскочил с пылающим лицом и сверкающими гневом глазами; потом постепенно успокоился, снова сел и стал порывисто спрашивать у римского посла:

— Кто это говорит? Что знает об этом консул? И какое значение имеют для вас мои жалкие чувства? Какая связь между ними и войной? И что они имеют общего с миром, который вы мне предлагаете?

Посол был смущен этим градом вопросов и пробормотал неуверенным тоном несколько односложных слов; наконец, как человек, принявший твердое решение, быстро заговорил: