Спартак

— Да будет тебе Меркурий охраной в твоем путешествии. Желаешь ли ты отдохнуть и подкрепиться после долгой дороги?.. Видно, что твой благородный и прекрасный апулиец пробежался изрядно.

— Он бежит уже шесть часов, — ответил путешественник. И вдруг прибавил:

— Тебе нравится мой апулиец? Не правда ли, он красив?

— Клянусь крыльями божественного Пегаса, я не видел никогда более прекрасного коня!

— Бедняга!.. Кто знает, до какого состояния он дойдет через месяц! — сказал со вздохом путешественник, входя в дом хозяина станции.

Хозяин предложил ему сесть за один из столов, стоявших вдоль стен комнаты.

— Ты будешь что-нибудь есть?.. Почему твой конь бедный? Хочешь старого формийского вина? Оно поспорит с нектаром Юпитера. А как тебе нравится жареный бараний окорок?.. Барашек нежный и сладкий, как молоко, которым его кормила его мать?

Болтовня хозяина была прервана прибытием второго гостя. Это был высокий плотный человек лет сорока, с крепкими мускулами, с смуглым, безбородым лицом. По одежде его можно было принять за слугу или отпущенника, служившего у какой-нибудь благородной и богатой семьи.

— Да сопутствуют тебе боги, — сказал хозяин станции входившему путнику. — Издалека ты приехал?.. Желаешь присесть и подкрепиться? Угодно тебе отведать жареный бараний бок? Барашка нежного, как трава, на которой паслась его мать? Ведь ты ехал долго и быстро?.. Должно быть, приехал издалека?.. Я смогу тебе дать старого формийского вина которое не побоится сравнения с нектаром, подаваемым к столу всевышнего Юпитера… Но садись же, ты ведь наверно очень устал.

Новый путник присел к столу, а хозяин, наконец ушел на кухню.

— Хвала Юпитеру всеблагому, великому освободителю, — сказал апулиец, — за то, что он избавил нас от невыносимой болтовни этой префики.

— Вот уж, действительно, надоедливый болтун, — ответил отпущенник.

На этом разговор между обоими проезжими прекратился. И в то время, как отпущенник, по-видимому, был всецело погружен в свои мысли, апулийский земледелец рассматривал его проницательными глазами, играя ножом, лежавшим на столе.

Тут вернулся хозяин, неся обещанного жареного барашка; оба принялись есть с большим аппетитом.

— Значит, — сказал апулиец после того, как он покончил с барашком, — тебе нравится моя лошадь, правда?

— Клянусь Геркулесом!.. Нравится ли?.. Конечно, нравится: это конь настоящей апулийской породы.., стройный.., резвый.., с приподнятыми слегка боками, с тонкими нервными ногами, с изящным изгибом шеи… Представьте себе, что…

— Ты дал бы мне взамен моего, одного из твоих двадцати?..

— Из сорока, гражданин, из сорока, так как моя станция лучшего, а не последнего разряда, а ты знаешь…

— Так не дашь ли ты одного из сорока, из ста, из тысячи лошадей, имеющихся у тебя в конюшнях? — закричал в порыве раздражения апулиец. — Пусть Эскулап пошлет тебе опухоль на язык!

— Ax!.. Вот.., сказать тебе.., обменять знакомую мне лошадь.., на другую.., которая красива, да.., но которую я не знаю… — возразил с плохо скрытым смущением, почесывая за ухом, хозяин почтовой станции, — это меня не очень устроило бы.., так как ты должен узнать, что однажды, лет пять тому назад, со мной случилось как раз.

— Но я вовсе не желаю отдать тебе моего коня, я хочу оставить его в залог… Ты мне дашь одну из твоих лошадей, чтобы доехать до первой же станции, где я оставлю твою и возьму другую и так буду делать, пока доеду… Пока не приеду, куда мне нужно. На обратном пути я заберу своего Аякса… Так называется мой гнедой…

— О, о нем ничуть не беспокойся! Ты найдешь его толстым, лоснящимся, здоровым. Я знаю, как надо содержать лошадей… А ты, очевидно, очень спешишь и должен ехать далеко?.. Вероятно, в Беневентум?

— Может быть, — сказал, улыбаясь апулиец.

— Или, может быть, даже в Капую?

— Может быть!

— И кто знает, кто знает, может быть, ты должен доехать до Рима?

— Может быть! И оба замолчали.

— Выпей-ка лучше из этой чаши дружбы, — сказал, улыбаясь, землевладелец, предлагая добряку свою чашу, наполненную вином.

— За твое счастливое путешествие и за твое благополучие, — сказал хозяин станции, выпил два-три глотка формийского вина, содержавшегося в чаше, и затем подал ее апулийцу. Последний не взял чашу и сказал:

— Теперь предложи ее тому путешественнику, да выпей сначала и за его здоровье.

И, обращаясь к отпущеннику, добавил:

— Мне кажется, что ты отпущенник?

— Верно! — почтительно ответил путешественник геркулесовского телосложения. — Отпущенник семейства Манлия Империоза.

— Знаменитый и древний род! — заметил хозяин станции.

— Я еду в Рим рассказать Титу Манлию об убытках, причиненных его вилле возле Брундизиума приходом восставших гладиаторов.

— А!., гладиаторы! — сказал вполголоса хозяин станции с недовольной дрожью. — Не говорите о них.., ради Юпитера Статора. Я еще не забыл, какого они нагнали на меня страху два месяца тому назад, когда прошли здесь, направляясь в Брундизиум.

— Да будут они прокляты со своим подлым вождем! — воскликнул пылко апулиец, ударив кулаком по столу. Затем спросил у хозяина:

— И они причинили тебе много убытку?..