Спасение челюскинцев

— Ну и аэроплан! Весь на английских булавках. Как же это он долетел и не рассыпался в воздухе?

«Небесные гости» прибыли как раз вовремя: вечером ударил мороз, а, как мы помним, мотор на «Ш-2» запускался только в теплую погоду.

Михаил Сергеевич Бабушкин стал начальником Ванкаремского аэродрома.

Он внимательно осмотрел каждый метр полосы, разметил ее, разровнял и приготовил два темных полотнища для сигнализации.

И вот в Ванкарем прибыл уполномоченный правительственной комиссии Ушаков и его друзья — пилот Леваневский и механик Армстидт. Нет, они прибыли не на самолете. Они прибыли на собаках.

Георгий Алексеевич немедленно направился в радиорубку и вышел на связь с лагерем. Эрнст Кренкель, старый друг Ушакова, ответил:

— Шмидт не может подойти к аппарату.

— Что случилось? — забеспокоился Ушаков.

— Он читает лекцию по диалектическому материализму.

Это сообщение даже на такого бывалого человека, как Ушаков, произвело впечатление.

— Раз так, то в лагере все в порядке.

— Это я и хотел сказать.

— Но Шмидта все-таки позови.

И тут состоялся не очень веселый разговор, о котором ни Шмидт, ни Кренкель не посчитали нужным распространяться. До поры до времени, конечно.

Ушаков рассказал о своих воздушных приключениях и о том, что пилоты Демиров и Бастанжиев потерпели аварии. Их самолеты не подлежат ремонту.

— А что с товарищем Ляпидевским? — спросил Шмидт. — Есть ли что-нибудь новое?

— Через час полета на самолете Ляпидевского затрясло мотор, раздался треск. Машину так трясло, что у экипажа застучали зубы. Мотор выключили, а внизу торосы. На одном моторе перегруженная машина пошла с сильным снижением. При вынужденной посадке снесло шасси и смяло крыло. Ляпидевский пытается ввести машину в строй. Ему помогают чукотские оленеводы. Оказалось, что на моторе разрушился коленвал — случай, конечно, дикий.

Отто Юльевич почувствовал, что у Георгия Алексеевича особой веры в авиацию нет.

— Думаю, что не следует забывать о собаках, — сказал Ушаков. — Разумеется, авиаторы сделают все возможное, но и они не всесильны. Часть народа они вывезут. А что делать, если на льду останется два-три человека, а полосу разломает? Два-три человека физически не смогут подготовить новую полосу. Вот тут на первый план и выйдут собаки. При первой же возможности вылетаю в лагерь вместе с собаками.

4 апреля в Уэлене оказалось сразу три самолета: американский «Флейстер» Слепнева и два наших «Р-5» Каманина и Молокова. Но в Ванкареме свирепствовала пурга.

Летчики Слепнев, Каманин и Молоков постоянно наведывались к радистке Людмиле Шрадер, которая уже второй месяц не отходила от своего аппарата и ела, а порой и спала, не снимая наушников.

Только 7 апреля было получено сообщение, что пурга в Ванкареме утихла.

И вот 7 апреля Бабушкин, а вместе с ним и все ванкаремское население встретили сразу три самолета.

Старый друг Бабушкина, Василий Молоков, безо всяких лишних слов спросил:

— Возможна ли посадка в лагере? Хоть теоретически.

— Сесть можно. Но трудно. Главное, не промазать и сесть в начале полосы. Но там торосы. Отыскать в Чукотском море достаточно длинное и ровное замерзшее разводье весьма затруднительно.

— Тотчас и полетим.

— Не спеши. Переговорим с лагерем. Проведу инструктаж.

Бабушкин направил в лагерь радиограмму:

«Летчики знакомятся с аэродромом, после чего отдохнут и вылетят в лагерь. Приготовьте очередную партию улетающих».

Через некоторое время Кренкель получил новое сообщение:

«Необходима ширина площадки не менее ста метров, длина четыреста. Ширина наших лыж сорок сантиметров, длина два метра пятьдесят. Кромки трещин обязательно сгладить, допустимая ширина трещин двадцать сантиметров, очень опасны продольные, забивайте их снегом. Ждите. Слепнев, Каманин, Молоков».

…Было два часа ночи, когда авиаторы, поселившиеся в единственном строеньице Ванкарема, радиорубке, зашевелились. Аэродром на льдине был готов.

— Ну-ка, Билл, гет ап! По нашему — «подъем!», — сказал Слепнев своему механику. — Поедем к челюскинцам.

— Ес, сэр!

— Покажи ударную работу. То есть ворк.

Слепнев кивнул в сторону русских механиков, с которыми пожелал устроить соцсоревнование.

— Ес, сэр! — отозвался Билл, поняв слово «ворк», но не поняв, что такое «ударный».

— Грей побыстрее гаргойль, то есть масло. И ворк, как ударник.

— Вот даз ит минз — «ударник»?

— Это — первый парень на деревне. То есть фёст феллоу.

— Ес, мистер Слеп!

Прежде чем приступить к обслуживанию матчасти, американец укрепил на борту «Флейстера» советский флаг, к немалой зависти наших механиков, и начал свою ударную работу.

И пока он участвовал в соцсоревновании с русскими механиками, Слепнев, Каманин и Молоков устремились к аппарату — узнать новые координаты лагеря и уточнить погоду.

В соцсоревновании победили советские механики. Впрочем, они могли бы и не победить, если б у Билла не вышло некоторой задержки из-за собак, которые ни за что не хотели лезть в самолет.

Итак, первыми вылетели Каманин и Молоков.

Слепнев отправил в лагерь радиограмму:

«Буду в лагере через 36 минут».