В субботнее утро я проснулась в шесть часов утра – и без будильника. Так всегда в мой день рождения. Я сплю беспокойно от одного предвкушения того, что для меня придумают родители. Мама работает в пекарне и приносит домой вкуснейшие в мире пироги, а папа готовит для нас праздничный обед и попутно с моей помощью или с помощью Эмбер украшает весь нижний этаж. Уже в семь часов я слышала внизу звуки их трудов и расписывала себе, что они там задумали. В конце концов, восемнадцать лет исполняется лишь раз в жизни.
Я прислушалась к себе, проверяя, не чувствую ли себя как-то иначе, но ничего такого не обнаружила. У Лин в августе такое было. По крайней мере, она так сказала, когда мы после гриль-вечеринки лежали в траве и смотрели на звезды.
Я повернулась на бок и взяла телефон. Джесс уже написала мне трогательную эсэмэс, и Лин еще в половине второго ночи оставила голосовое сообщение. Она тихонько спела песенку и пожелала всего самого лучшего. В конце Лин подчеркнула, что уверена: мы обе поступим в Оксфорд и она не может дождаться этого.
Одевшись, я села за стол и, чтобы отвлечься, стала листать ежедневник. Через неделю состоится вечеринка в честь Хэллоуина. Мне казалось, что я целую вечность занимаюсь подготовкой этого праздника. В пятницу утром поступили из типографии готовые афиши, и мы использовали очередное собрание, чтобы тут же развесить их по школе. Мои тревоги оказались напрасными. Никто мне ничего не сказал ни про Джеймса, ни про фото. Как раз наоборот, реакция была позитивной, и ректор Лексингтон прислал электронное письмо, что наше приглашение хвалили за дизайн специальные гости.
К тому, что теперь каждый в Макстон-холле знает мое имя, я пока еще не привыкла. Это так странно, что в столовой все с тобой здороваются и приглашают к себе за стол. Но я пыталась не показывать вида, что это меня смущает, и старалась вести себя как обычно – как будто мне совершенно безразлично внимание. Джеймс, в конце концов, поступает так же. Он делает вид, что его ничто не интересует. А я теперь знаю: это далеко не так.
Как бы сами собой мои мысли переключились на прошлый понедельник.
Я встряхнулась, чтобы выбросить из головы мысли о Джеймсе. Но когда мой взгляд после паузы снова прояснился, я вздрогнула.
Я записала его имя в ежедневнике. И даже сама не заметила этого! Меня бросило в жар, и я тут же полезла в пенал за корректором. Я уже хотела замазать его имя, как вдруг замерла над первой же буквой. Медленно отложив тюбик в сторону, я стала мягко водить пальцем по бумаге. По кончикам пальцев пробежали мурашки. Это плохой знак. Я не первый день задавалась вопросом, что же в этом такого. В конце концов, это ведь все еще… он. Но я не могла отрицать, что в нем что-то изменилось. При виде его уже давно во мне не вспыхивает гнев и недоверие, а вспыхивает что-то другое. Нечто теплое и волнующее.
И я поневоле улыбаюсь. Потому что рада его видеть. Потому что наслаждаюсь его присутствием. Потому что Джеймс находчивый и остроумный, и мне он кажется интересным. Потому что он как загадка, которую непременно хочется разгадать.
Никогда бы не подумала, что такое возможно, но… я больше не питаю отвращения к Джеймсу Бофорту. Скорее наоборот.
Внезапно дверь комнаты открылась, и вошла Эмбер. Я резко захлопнула ежедневник. Эмбер скептически посмотрела на меня, потом ее взгляд упал на ежедневник, как будто она в точности знала, что на его страницах написано что-то ужасно постыдное. Но в следующий момент она с улыбкой бросилась ко мне, чтобы поднять со стула.
– Я потрясена, что ты еще даже не сделала попытки спуститься вниз, – сказала она, продолжая тянуть за руку, хотя в этом уж точно не было никакой необходимости. Я вполне готова была идти за ней добровольно.
Мы вышли из комнаты, и я обняла ее за талию, чтобы крепче прижать к себе.
– Ты должна исполнять все мои желания.
Хоть я и была счастлива, но заметила, что к этому счастью примешалась грусть. Это мой последний день рождения, который я провожу здесь, с родителями и Эмбер. Как знать, где я буду через год. В Оксфорде ли? Вместе с Лин? Или совсем одна? И что, если я все-таки не поступлю – куда я тогда подамся?
Эмбер не позволила мне задержаться на этой мысли, потому что, когда мы свернули в гостиную, она громко объявила:
– А вот и именинница!
Я ахнула.
– Сюрприз! – закричала семья.
Я закрыла ладонью рот и почувствовала, как начали гореть глаза. Плачу я не часто, и если это вообще случается, то лишь когда я одна у себя в комнате – и никто меня не видит. Но при виде дедушки с бабушкой, тети и дяди, моего кузена и родителей, которые начали петь