Спаси меня

Эмбер подошла и заглянула мне через плечо. Она вздохнула и погладила меня по руке. Потом без лишних слов взяла из-за двери коробку и помогла убрать туда сумку. Сердце обливалось кровью, когда я положила карточку сверху и заклеила коробку.

– Я могу завтра по дороге в школу занести ее на почту, – тихо сказала она.

В горле застрял комок, и он становился все больше.

– Спасибо, – хрипло ответила я, когда Эмбер обняла меня.

Эмбер забрала коробку к себе в комнату, чтобы я ее больше не видела. Я благодарна ей за то, что она ничего не сказала про толстовку Джеймса, хотя я совершенно отчетливо видела, как ее взгляд на какой-то момент замер на ней. У меня не хватило душевных сил упаковать толстовку вместе с сумкой в коробку. И я отказываюсь думать о том, что бы это могло значить.

После ужина я легла в постель и уставилась в потолок. Этот вечер и эту ночь я отвела на то, чтобы выплакать все, что было между мной и Джеймсом. Чтобы мысленно попрощаться с другом, которого потеряла, сама не зная почему.

Но не больше. Я – попрежнему я, и я поклялась себе, что никто и ничто не заставит меня свернуть с пути. С завтрашнего дня все будет так, как было последние два года. Я сосредоточусь на школе и буду посещать собрания оргкомитета. Я буду ходить с Лин в столовую на обед. Я буду готовиться к собеседованию в Оксфорде.

Я снова буду жить в мире, в котором Бофорт, как и все остальные в Макстон-холле, не знают моего имени.

Джеймс

Руби просто чемпионка по самоустранению. Такое впечатление, что она наизусть знает мое расписание, лишь бы только нигде со мной не встретиться. Если наши пути все же пересекались, она проходила мимо уверенным шагом, не удостоив даже взглядом, обеими руками вцепившись в ремни зеленого рюкзака. Всякий раз, когда ее видел, я вспоминал карточку, которая, вдвое сложенная, лежала у меня в портмоне и которую я иногда доставал, когда тоска по Руби становилась нестерпимой.

Как и сейчас.

Когда это наконец кончится? Когда я снова смогу думать о чем-нибудь другом, кроме Руби? К тому же сейчас самый худший момент из всех возможных, чтобы отвлекаться на что-то. В четверг состоится тест Thinking Skills Assessment, и если я хочу получить хотя бы небольшой шанс, чтобы поступить в Оксфорд, я должен пройти его блестяще.

К сожалению, я не мог вспомнить ничего из того, что мы обсуждали с Лидией последние полчаса. Мы распечатали все задания для упражнений, какие смогли найти, расстелили их на полу в ее комнате и проработали одно за другим, пока не загудело в голове. Только что Лидия захлопнула книгу, которую листала в поиске ответа, и оперлась на локти. Она лежала на животе, подогнув ноги и покачивая ступнями в такт музыке, которая тихо играла фоном. Когда она вытянула руку, я молча подал ей пачку с чипсами, из которой мы вот уже час ели по очереди.

После этого я еще раз нежно провел пальцем по карточке Руби. Она совсем износилась, уголки загнулись. Я хотел снова засунуть ее в портмоне, но тут Лидия подползла ближе.

– Что это у тебя? – неожиданно спросила она и выдернула карточку быстрее, чем я успел среагировать. Я попытался ее отнять, но Лидия развернула бумагу и прочитала слова – мои и Руби. Взгляд сестры омрачился, и когда она подняла глаза, я увидел в них жалость.

– Джеймс…

Я выдернул карточку у нее из руки и снова сунул в портмоне, которое тут же спрятал в кармане брюк. После этого открыл книгу, которую Лидия только что отложила в сторону, и начал читать. Правда, буквы не складывались ни во что осмысленное, как я ни старался сосредоточиться.

Какого черта так колотится сердце? И почему такое чувство, будто меня застукали?

– Джеймс.

Я отрываюсь от книги.

– Что?

Лидия села, скрестив ноги, и начала скручивать волосы в неаккуратный пучок, который затем закрепила на голове резинкой.

– Что с этой карточкой?

Я пожал плечами:

– Ничего.

Лидия подняла бровь и бросила многозначительный взгляд на карман брюк, где только что исчезло портмоне. Потом она снова посмотрела на меня, на сей раз теплее:

– Что произошло между тобой и Руби?

Мои плечи окаменели.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь.

Лидия тихо фыркнула и покачала головой.

– Я точно знаю, что ты чувствуешь, – говорит она после недолгого молчания. – Не надо притворяться передо мной, будто тебе плевать на ситуацию с Руби. У меня же есть глаза, Джеймс. Я вижу, когда другим плохо.

Я снова уставился в книгу. Лидия права – мне отвратительно. Просто вся моя жизнь – катастрофа, и я ничего не могу с этим сделать.

– Что больше всего тяготит, – сказал я, – так это то, что у меня поганая семья и что мысли о своем будущем я нахожу отвратительными.

Я чувствовал на себе сочувственный взгляд Лидии, но не мог поднять на нее глаза. Я боялся, что потеряю в этом случае последнее самообладание, что еще осталось у меня, а этого я не могу себе позволить. В доме, где у отца всюду глаза и уши и где я никогда не чувствовал себя по-настоящему защищенным.

– Руби тоже погано. Почему…

– На Руби я обратил внимание только ради тебя, – перебил я. – А больше в этом не было ничего.