Спасите наши души

Перед Денисовым лежал одинокий лист бумаги с несколькими строками, написанными моим почерком. Я не собирался возмущаться такому откровенному вторжению в мою частную жизнь — понимал, где работаю, понимал, что за мной будет присмотр, но вот — дал слабину и теперь буду за это отвечать. В конце концов тот же Денисов предупреждал — не меня, конечно, а «настоящего» Орехова, но в данном случае это не имело никакого значения. Бить всё равно будут меня, независимо от того, в каком теле я нахожусь.

— И как это понимать, Виктор? — он чуть подвинул листок ко мне, но так, чтобы показать — хватать его и рвать на части не стоит.

Несмотря на возраст, ухватки у Денисова остались прежние, со времен «Смерша». «Мой» Орехов против него был зеленым сосунком, хотя и имел за плечами три года в погранвойсках.

Я посмотрел начальнику прямо в глаза.

— Минутная слабость, накатило вчера, — объяснил я. — К ночи уже справился, думал, успею утром уничтожить. Да и поздно было возвращаться.

— Слабость… — Денисов покатал это слово на языке. — У нас с тобой не должно быть слабости — ни минутной, ни любой другой. На что ты так… расслабился?

Я обдумал варианты и решил, что честность — лучшая политика.

— Отказы в разработке Якобсона и Красина, — четко сказал я. — Я сейчас точно знаю, что вербовать меня никто не собирался, но если бы ситуация сложилась иначе, и я бы не узнал, что та девушка тесно связана с диссидентами, это могло произойти, рано или поздно. Скорее, рано.

— Девушка — это твой «Дон Кихот»?

— Так точно, — повинную голову меч не сечёт.

— Внимательнее надо быть к якобы случайным знакомствам, я тебе не раз это говорил, — наставительно произнес Денисов. — Но ты же самый умный, это мы тут лаптем щи хлебаем и избу по-черному топим, а ты лучше всех всё знаешь. Проверять надо таких знакомых, прежде чем в койку тащить. Про-ве-рять! Очень дотошно, досконально, до седьмого колена! И лишь убедившись, что всё нормально, сувать в них то, что ты обычно кладешь на работу!

А вот и обещанная порка. Память Виктора советовала не оправдываться — так полковник быстрее выговорится и перейдет к конкретике, с которой уже и можно будет спорить. Но всё моё естество требовало защитить свою честь и достоинство. Возможно, это было последствия того, что я вчера вечером играл рок — музыку бунтарей, и успел заразиться духом свободы, равенства и братства. Я прикинул разные варианты — и понял, что победила не осторожность Орехова, а мой нигилизм.

— Товарищ полковник, но невозможно же вечно жить, подозревая всех и вся, — твёрдо сказал я. — Я исхожу из презумпции невиновности — пока не будет показано обратное, человек чист перед законом. С «Дон Кихотом» — признаю, моя оплошность, мне нужно было сразу, в её первый визит в конце декабря, заподозрить неладное. Но она меня сбила с толку, назвав фамилию Морозова — я её раньше не слышал, поэтому решил, что это некая неизвестная нам величина в диссидентских кругах. Вот и пошел по ложному пути.

Денисов буквально впился в меня своими цепкими глазами.

— Повинную голову меч не сечёт? — понимающе проговорил он. — Думаешь, если признаешь, что был неправ, тебя простят и позволят вернуться к работе?

Мне стало весело.

— Думаете, не простят и не позволят, товарищ полковник?

— А это не тебе решать! — он пристукнул ладонью по столу. — Не тебе, понял?

— Да чего тут непонятно, — я откинулся на спинку стула и снисходительно посмотрел на начальника. — Не мне, так не мне. Я и так тут ничего никогда не решал, только приказы выполнял. Почему это должно поменяться сейчас?

— Зубоскалишь?

— В мыслях не было.

— А что это за спектакль, артист?

— Никакого спектакля, товарищ полковник, — я легонько пожал плечами. — Вчера я был уверен, что для меня нет места в Комитете. Сегодня думаю, что я всё-таки смогу что-то сделать на благо родины и партии. Если вы считаете, что Комитет обойдется без меня, то кто я такой, чтобы вам перечить? Одно ваше слово — я подписываю этот рапорт, ставлю в нём сегодняшнее число и иду оформлять трудовую книжку.

— Вот, значит, как…

— А есть другие варианты? — усмехнулся я. — Можно, наверное, написать жалобу на произвол в ЦК, но у нас это ведь не принято?

Если бы было возможно, Денисов уже давно просверлил бы во мне дырку своим взглядом, а напоследок бы ещё и испепелил. Ну да, товарищ полковник и начальник отдела не привык, чтобы какие-то старшие лейтенанты чувствовали в его кабинете так вольготно. Кажется, он уже пожалел о том, что начал нашу беседу с имитации демократии. Правда, самый логичный ход — пересесть в своё обычное кресло — он почему-то не делал.

Зато тяжело опустил руки прямо на моё заявление и переплел пальцы.

— Чего ты добиваешься, Орехов? — мрачно спросил он.

«Того, чего хотел добиться друг моего детства Коля Остен-Бакен от подруги моего же детства, польской красавицы Инги Зайонц».

Этого я, разумеется, вслух не сказал. Да и не был Денисов похож на польскую красавицу.

— Настоящей работы, товарищ полковник.

Он немного помолчал.

— А мы, по твоему мнению, тут шутки шутим? — очень недобрым тоном спросил он.