Спасите наши души

Поскольку денщиков и адъютантов младшему офицерскому составу в СССР и особенно у нас, в Комитете, не полагалось, новые погоны я пришивал сам. Наука нехитрая, хотя и слегка подзабытая, потому что с предыдущего раза прошли годы — что для меня, что для «моего» Виктора. Но я успешно справился, и теперь мог красоваться в новенькой форме, соответствующей моему текущему званию. Правда, форму мы носили только по очень большим праздникам, но никогда не знаешь, когда этот праздник случится, поэтому приходится быть готовым всё время. В общем, мундир я подготовил — вчера вечером, сразу после библиотеки, — убрал его на место, а сейчас просто забыл закрыть дверцу, когда доставал постельное белье для Нины.

— И что?

Я решил держать оборону до конца.

— Ты!.. Ты не работаешь ни в каком институте!

— А где я работаю?

— Ты военный!

Я сначала подумал, что ослышался.

— С чего ты взяла?

— Это же мундир! Его военные носят!

— Ну военные, и что? Что тебя смущает? — спросил я ровным голосом, давая понять, что её разоблачение нисколько меня не волнует.

— Ты говорил, что работаешь в институте…

— Я и работаю в институте.

— В каком?

— Секретная информация, — строго сказал я. — Нина, зачем тебе эти сведения? Ты шпион?

Она заметно испугалась — а заодно и растерялась.

— Шучу, — улыбнулся я и подошел к ней. — Ничего секретного, но название настолько абстрактное, что с твоим пищевым не сравнится. И мы там действительно занимаемся счастьем народным. И звание у меня не слишком высокое, поэтому приходится вкалывать за себя и за того парня. Так что не бойся, всё в порядке. Я почти обычный человек. Только мне совершенно не хочется говорить о работе… давай лучше о спектакле? Тебе понравилось?

— Нет… — она попыталась собраться с мыслями. — Нет. Я ожидала большего… если честно.

— Татьяна говорит, что актеры устали, загонял их режиссер, — я улыбнулся. — А ты как, и дальше хочешь проводить вечера у Таганки?

Она задумалась.

— Не знаю, честно, — призналась она. — Это была мечта, а тут она раз — и исполнилась.

— Даже два раза, — добавил я.

— Да, даже два раза… Мне девчонки в институте не поверили, когда я сказала, что на «Гамлета» попала и в первом ряду сидела, сказали, что я всё выдумала. Я им даже про Высоцкого не стала говорить, чтобы совсем за врушку не начали держать…

— Да и правильно, — я легонько тронул её за плечо. — Это твоя жизнь, ты знаешь, что правда, а что неправда, а им об этом и знать незачем. Ну что, посмотрим «Маскарад»? Или показать тебе, где ты спать будешь?

Она задумчиво понаблюдала за Арбениным, который обменивался репликами с богато наряженным мужчиной, и помотала головой.

— Нет, ещё одного спектакля я сегодня не выдержу. А ты играешь на гитаре?

— Немного, — осторожно ответил я.

Обычно такие вопросы заканчиваются одинаково, хотя я ни разу не попадал в подобную ситуацию — моя жена всё же трезво оценивала мои музыкальные способности.

— А сыграй что-нибудь?

«Ну вот».

— Что-то конкретное? Или на свой вкус? — я решил не ломаться.

Всё же я не был настоящим музыкантом, хотя тот же Высоцкий охотно брал гитару и тоже не доводил до настойчивых уговоров.

Нина снова задумалась.

— Давай на свой.

Она оглянулась и указала на стол у стола:

— Можно?

— Конечно.

Она села и приготовилась внимать, а я взял гитару и задумался. Можно было сыграть что-то из популярного сейчас — с современными хитами я уже немного разобрался, и даже если отбросить патриотичные и партийные песни, то всё равно выбор был. По радио тут регулярно пускали «Ваше благородие», «Ледяной потолок» или «Увезу тебя я в тундру», крутили и «Свадьбу», и даже «Черную кошку». Этот вариант был узнаваем, беспроигрышен — и очень, до скрежета зубовного банален. Хуже, наверное, было лишь попытаться изобразить что-то из Высоцкого — во мне точно не было его экспрессии, а в спокойном состоянии его стихи не работали. Можно было, наверное, попробовать воплотить в жизнь то видение, которое меня посетило во время импровизированного сейшена на квартире Золотухина, но здесь и сейчас «Кукушка» — да и весь Цой целиком — был на редкость неуместен. Я мысленно перебрал тот репертуар, что успел опробовать за прошедшие с покупки гитары три дня — и остановился на песне, которая в среду лучше всего отражала моё упадническое настроение и привела к появлению на свет рапорта на увольнение и к покупке гитары за космические по советским меркам деньги. При этом сама по себе эта песня упаднической не была.

Я перехватил гитару поудобнее, посмотрел на Нину, которая приготовилась слушать — словно отличница лекцию по важному предмету. Сыграл небольшой проигрыш — и запел.

«Если день в тоске постылой тащится с утра,Если снова все как было — вечное вчера.Свет небесный, путь земной, нет вдали огня.Будь со мною, будь со мной, не оставь меня…»