– Главное найти подход к человеку, потом можно втюхать ему в мозги все что угодно, – я продолжала стоять у окна, высматривая в веренице Ирину Колесникову.
– Если мозги есть, – упрямилась Тая, – то они не пострадают, человек просто не подпустит к себе сектантского вампира.
– Разные бывают ситуации, очень разные.
Последний человек скрылся в избе, округа опустела. Ирину я не заметила, хотя вполне могла ее просто не узнать в такой одежде.
– Чего там происходит? – приподнялась на локтях подруга.
– Ничего, зашли в дом, должно быть это молельня или что-то вроде этого.
– Потом, видать, ужинать пойдут, а там и наша очередь подойдет. Так есть хочется, аж скулы сводит, бутерброды просвистели как-то незаметно.
– Худеть вам, барыня, надобно, худеть.
– Да ну, сколько той жизни осталось, – она перевернулась на бок, – и так удовольствий никаких, так еще и в еде себе отказывать. А за стеной там все бубнят и бубнят, жаль, что никак не подслушать, даже балкона нет. Скукатища… чем бы заняться?
– Мы смертельно уставшие грибники, чем еще мы можем заниматься кроме долгожданного отдыха? Пойти и спросить, есть ли у них тут бильярд? Давай поспим.
На этот счет Тайку не надо было долго уговаривать, через пару минут она уже вовсю насвистывала курносой носопырой.
Проснулась я, как по тревоге, без пяти девять.
– Тая! Вставай! Хен де хох, рашин зольдатен!
Зевая и хлопая ресницами, она нехотя сползла с кровати.
– Давай, давай, скорее шевелись, а то нам вообще ничего не достанется, всё святые слопают.
Находясь в тылу врага, мы предпочитали не расставаться со звукозаписывающей и фотографирующей техникой, на Тайкиной шее болтался фотоаппарат, у меня под свитером на таком же шнурке притаился диктофон.
– Слушай, что у тебя под штанами надето?
– А в чем дело?
– Такой шорох стоит – караул.
– Там у меня колготки и носки.
– Может, ты снимешь штаны и пойдешь в колготах?
– Они у меня черные и прозрачные. Нет, я конечно же, могу…
– Иди и шурши, – вздохнула я.
Никого не встретив, мы спустились вниз. Послушников уже не было, «святые сестры» убирали со столов посуду. Увидев нас, они заулыбались, опять сказали: «Бог к вам!» и попросили присаживаться. Мы примостились с краю, у лестницы, ожидая, чем же нас угостят. Молодая женщина в платке принесла поднос и поставила перед нами тарелки с манной кашей и стаканы все с тем же сухофруктовым компотом. И душа моя зарыдала кровавыми слезами. Тая смотрела на эти кулинарные изыски с таким выражением лица, будто ей подали тарелку шевелящихся опарышей.
– Сделай лицо попроще, пожалуйста, – шепнула я ей. – Неужто ты не любишь манную кашку? Поверить невозможно.
От взгляда, коим меня наградила любимая подруга, я должна была тут же обратиться в дорожный камень с нецензурными надписями, но отчего-то осталась жить.
Поковыряв ложками в тарелках, мы принялись цедить вонючий компот, в надежде хоть чуточку унять сосущее чувство голода.
– Чего не кушаете? – подошла к нам все та же молодая женщина в платке.
– Да мы так устали, что и кусок в горло не лезет, – промямлила Тая.
– Убирать?
– Угу.
Пока она не успела уйти, я успела вставить пару фраз о том, как сильно мы успели заинтересоваться их религией, обчитавшись духовной литературы.
– Да, это так интересно, – поддакнула Тая, – и просто для понимания.
– Истинная истина всегда проста для понимания, – важно изрекла женщина и отчалила с нашими тарелками в пищеблок. Мы допили компот, но уходить не спешили, встали, прошлись туда-сюда, будто прогуливались за разговорами, и увидали дверь, за которой скрывались тетеньки с подносами. Напрашивался логический вывод, что там кухня. На этой двери и впрямь не было замочной скважины, только простая круглая ручка.
– Идем наверх?
Я кивнула.
Нарочито медленно мы стали взбираться по ступеням, надеясь хоть кого-нибудь встретить, но нам не повезло – ни на одну личность не натолкнулись.
От зверского чувства голода мы мучались часов до одиннадцати.
– Я готова уже сырые грибы жрать, – стонала Тая. – Давай вино допьем?
– На голодный желудок нас мгновенно развезет, а нам не следует расслабляться в таком месте.
– Но что же делать? – Тая заломила руки, будто играла в пьесе Шекспира. – Я
Да, богатые кислородом прогулки по лесу, разожгли в нас первобытный жор…
– Могу съесть манную кашу с чужой грязной тарелки! Честное слово могу!
Дело принимало серьезный оборот.
– Снимай штаны.
– Чего?
– Снимай, говорю, свои музыкальные штаны и пойдем на кухню, наверняка там что-нибудь съедобное осталось.
– Я тебя люблю, Сенчурия!
Тайка поспешно стянула штаны, оставшись в колготках и ботинках, с торчащими из них полосатыми носками. Свитер аккурат прикрывал ее объемную попу, так что выглядела подруга вполне пристойно.
Крадучись мы миновали коридор и спустились на первый этаж. Над верхушками елей нависла яркая полная луна, она, словно прожектор на сторожевой вышке светила прямо в окна. Мы прокрались к двери, ведущей в пищеблок и прислушались.
– Вроде никого, – шепнула Тая и осторожно приоткрыла дверь.