Харри бегом метнулся обратно к двери, распахнул ее, промчался через фойе и вниз по лестнице в вестибюль, к выходу. Увидел снаружи спину в форменной куртке и еще с лестницы крикнул:
– Фалькейд!
Сиверт Фалькейд обернулся, увидел Харри и открыл дверь.
– Вот только что тут не выходил мужчина?
Фалькейд покачал головой.
– Станкич в здании, – сказал Харри. – Поднимай тревогу.
Фалькейд кивнул, поднес ко рту лацкан куртки.
Харри поспешил назад, в фойе, заметил на полу маленький красный мобильник и спросил у гардеробщиц, не выходил ли кто из зала. Они посмотрели друг на друга и хором ответили «нет». Он спросил, есть ли другие выходы, кроме лестницы.
– Только запасный, – сказала одна.
– Да, но дверь там громко хлопает, мы бы слышали, – добавила другая.
Харри стал у дверей зала, скользнул взглядом слева направо, пытаясь прикинуть, как можно уйти. Если на сей раз Мартина сказала правду, то здесь в самом деле был Станкич? И немедля сообразил, что она не лгала. Сладкий запах еще висел в воздухе. Парень, на которого он едва не налетел у входа в зал. А еще сообразил, как он ушел.
Когда Харри распахнул дверь мужского туалета, навстречу хлынул ледяной воздух из открытого окна. Он прошел к окну, посмотрел вниз, на карниз и на парковку, хлопнул ладонью по подоконнику:
– Черт! Черт!
Какой-то звук в одной из туалетных кабинок.
– Алло! – окликнул Харри. – Кто здесь?
В ответ вода в писсуаре со злобным бульканьем ушла в сток.
И снова этот звук. Вроде всхлипа. Харри глянул на дверцы – на одной красный сигнал «занято». Он лег на пол и, увидев ноги в туфлях-лодочках, крикнул:
– Полиция! У вас все в порядке?
Всхлипывания смолкли.
– Он ушел? – спросил дрожащий женский голос.
– Кто?
– Он сказал, чтобы я сидела тут пятнадцать минут.
– Ушел.
Дверца открылась. Теа Нильсен сидела на полу, между унитазом и стеной, макияж растекся по лицу.
– Он грозил убить меня, если я не скажу, где Юн, – сквозь слезы проговорила она, будто просила прощения.
– И что вы ему сказали? – спросил Харри, помогая ей подняться и сесть на крышку унитаза.
Она захлопала глазами.
– Теа, что вы ему сказали?
– Юн прислал эсэмэску. – Отсутствующим взглядом она смотрела на стену туалета. – Написал, что его отец заболел и что вечером он улетает в Бангкок. Представляете? Именно сегодня вечером.
– В Бангкок? Вы сказали об этом Станкичу?
– Сегодня вечером мы должны были встречать премьер-министра. – По щеке Теа скатилась слезинка. – А он даже на мой звонок не ответил…
– Теа! Вы сказали Станкичу, что Юн вечером улетает?
Она кивнула, как лунатик, будто это совершенно ее не касалось.
Харри вышел в фойе, где Мартина и Рикард разговаривали с человеком, в котором он узнал одного из телохранителей премьер-министра.
– Отбой! – громко сказал Харри. – Станкича в здании уже нет!
Все трое обернулись к нему.
– Рикард, там ваша сестра, будьте добры, позаботьтесь о ней. А вас, Мартина, прошу со мной.
Не дожидаясь ответа, он подхватил девушку под руку, ей пришлось чуть ли не бежать вместе с ним по лестнице к выходу.
– Куда мы? – спросила она.
– В аэропорт.
– А я-то зачем?
– Будешь моими глазами, дорогая Мартина. Высмотришь для меня невидимку.
Он всматривался в свое отражение в окне вагона. Лоб, нос, щеки, рот, подбородок, глаза. Старался понять, в чем секрет. Но ничего особенного над красной шейной косынкой не углядел, только бесстрастное лицо, глаза да волосы, такие же черные на фоне стен туннеля между Центральным вокзалом и Лиллестрёмом, как ночь за окном.
Глава 33
Вторник, 22 декабря. Самый короткий день
Ровно за две минуты тридцать восемь секунд Харри с Мартиной добежали от Концертного зала до перрона станции «Национальный театр», где еще через две минуты сели на скорый поезд, который шел в Лиллехаммер с остановкой на ословском Центральном вокзале и в аэропорту. Конечно, электричкой быстрее, зато ждать не пришлось. Они заняли последние два свободных места в вагоне, полном солдат, едущих домой на рождественскую побывку, и студенческих компаний в колпаках рождественских гномов, с пакетами вина.
– Что происходит? – спросила Мартина.
– Юн в бегах, – коротко ответил Харри.
– Он знает, что Станкич жив?
– Юн бежит не от Станкича, а от нас. Знает, что изобличен.
Мартина смотрела на него широко открытыми глазами:
– В чем изобличен?
– Толком не знаю, с чего начать.
Поезд подъехал к перрону Центрального вокзала. Харри выглянул наружу – ни следа Юна Карлсена.
– Началось с того, что Рагнхильд Гильструп предложила Юну два миллиона крон, чтобы он помог Гильструпам купить часть армейской недвижимости, – сказал он. – Юн отверг ее предложение, так как не верил, что она будет молчать. Однако же за ее спиной связался напрямую с Мадсом и Албертом Гильструпами. Потребовал пять миллионов и поставил условие: Рагнхильд не должна знать об этом. Они согласились.
Мартина открыла рот от изумления:
– Откуда тебе это известно?