Спасительная неожиданность

– Никак нельзя. Сразу читаю, мне все всегда нравится, все хорошо, все выше всяческих похвал, ничего менять не надо.

А вот вглядываюсь через какое-то время и вижу: вот это словцо лишнее, не к месту оно тут, топорщится как-то и из-за него вся строка какой-то корявой делается – его надо убрать, это требуется заменить на похожее по смыслу, но звучащее иначе, и весь куплет засияет, эти слова надобно местами переставить, а то ни складу, ни ладу нету. Иной раз по три-четыре раза приглаживаю да подчищаю, правлю от души.

А пока с этим вожусь, в голове начинает звучать негромкая музыка. Заканчиваю правку, уже знаю на какую мелодию все это будет петься.

Голосишко у меня гадкий, и я этим, конечно, всю песню порчу, но деваться некуда, хотя бы раз спеть-то надо. Обычно я свои поделки дружинником послушать давал. Обычно они это на припевах подхватывали сначала хорошими голосами, а потом и хором. А уж потом, в походе или на гулянке какой, как рванет запевала эти переливы, прямо слушаешь и поражаешься – неужели я мог так замечательно написать.

– Как же бойцы относились к тому, что воевода, от слова и решения которого их жизни зависят, похабные да скабрезные песенки маракует?

– Кто это им об этом скажет? Будут их потом разные глупые мысли грызть-глодать. Иной раз приходится перетягивать какой-нибудь момент боя, подольше на каком-нибудь участке нужно повоевать, постоять насмерть, а им будет думаться: затих не вовремя воевода – вместо того, чтоб нам на помощь засадный полк двинуть иль отступить на нашем краю, стишата, поди, свои паскудные обдумывает, и дрогнут воины, и побегут не ко времени.

– А как же появление новых песен перед дружиной объяснял? Кто-то по пьянке в харчевне пел, а ты услыхал?

– В трактирах и корчмах, конечно, часто поют, но поют все больше известное, новые песнопения в редкость, и возьмись я из раза в раз новизну переть, заподозрят во лжи. Да и поход в харчевню для боярина в редкость – я был женат, повар в доме свой, мне харчиться положено дома. Ну, а уж в походе все из одного котла едим, надолго дружину не оставляю.

Поэтому выдумал себе пестуна моих юных дней, ныне почившего старика Ерофея, который сочинитель песен был, да еще в придачу и певун, живший много времени назад в нашей дальней усадьбе. Вот он-то, вроде, и оставил записи своих сочинений. Ну а уж музыка отложилась в цепкой детской памяти. С той поры в дружине стала ходить шуточка про всякие передряги: а что бы об этом старик Ерофей спел?

Ладно, давай по делу. В городишко Воин заезжать будем? Или стороной обойдем?

– Особых дел у нас там нету, давай мимо проедем, торопиться нужно.

На том и порешили.

Ехали быстро, тревожа сусликов и привлекая внимание степных орлов, величественно кружащих в небе. Через несколько дней пришлось отклониться от Славутича, чтобы спрямить дорогу к Крыму.

Но вопреки нашим прежним расчетам по совсем уж безводной степи идти пришлось всего два дня, вполне хватило запаса воды в бурдюках, не пришлось искать заброшенные колодцы и тратить на это драгоценное время. Фариду так и не пришлось блеснуть своей способностью к поиску. Он ехал и вздыхал, что даром ест хлеб, не осознавая того, что так отличился в бою с черным колдуном силой своей веры в Ахура Мазду, что за это его можно катать на лошадке и кормить до конца жизни. Ну а после въезда в Крым, который здесь звали Таврикой, трудностей с водой больше не было.

Но другая, более глобальная и неразрешимая трудность вставала перед лицом всего человечества – контакт с дельфинами, так вплоть до 21 века и не достигнутый.

Как-то вечером уже в сумерках наш лагерь посетил пожилой статный мужчина с большим витым посохом, на который он почему-то не опирался, а просто нес его в левой руке. Собаки при виде него не обеспокоились и голос не подали. Было ощущение, что кроме нас с Богуславом его никто и не видит – остальные не обращали на пришельца никакого внимания, занимались своими немудрящими делами перед сном.

Мы со Славой стояли и беседовали о чем-то отвлеченном. Вдруг побратим как-то весь подобрался и сказал:

– Большой белый волхв к нам пожаловал.

И уже подошедшему кудеснику:

– Милости просим. Чем обязаны?

– Здравы будете, – обронил Большой, – присаживайтесь, в ногах правды нет. Меня зовут Агний, вас я знаю.

Мы уселись возле уже разгоревшегося костра. Только близко я увидел, насколько стар вновь пришедший. Бесчисленные прожитые годы наложили неизгладимую печать морщин на его лицо. Когда-то синие глаза выцвели, губы побледнели. Одет был очень легко: свободная льняная рубаха с синим пояском и порты, на ногах лапти.

– А где же ваша лошадь? – забеспокоился я. – Пала в пути? Мы вам дадим другую.

– Не нужно, так долечу.

Однако дед силен, подумалось мне. И ступа с помелом ему ни к чему!

– Хочу поздравить – ваша открытая битва с черными волхвами завершена. Через вражескую защиту прорвались, кроме вас, еще две ватаги, правда с изрядными потерями. Черные было взялись подтягивать резервы, но мы пригрозили большой войной на выживание, и они отступились. Уговор дороже денег.